Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейская дама девять раз взяла у Чарли отпечатки пальцев, затем подняла голову:
— У этого засранца нет отпечатков пальцев.
Ривера взял Чарли за руку, перевернул ладонью вверх и осмотрел пальцы.
— Я вижу канавки — вот. Нормальные отпечатки пальцев.
— Ну тогда сами и делайте, — сказала женщина.
— А у меня в карточке одни кляксы получаются.
— Ладно, ничего, — ответил Ривера.
— Пройдемте со мной.
Он подвел Чарли к стене, на которой была нарисована большая линейка, и приказал повернуться лицом к объективу.
— Как у меня с прической? — спросил Чарли.
— Хватит улыбаться.
Чарли нахмурился.
— Хватит корчить рожи. Смотрите прямо перед собой и… прическа отличная, кстати, только на лбу теперь чернила. Это не очень сложно, мистер Ашер, преступники так делают постоянно.
— Я не преступник, — сказал Чарли.
— Вы ворвались в охраняемое жилое здание и приставали к молодой жилице. Поэтому вы преступник.
— Никуда я не врывался и ни к кому не приставал.
— Посмотрим. Мисс Маккерни заявила, что вы угрожали ее жизни. Она совершенно точно будет подавать на вас в суд, и, если вам интересно мое мнение, вам обоим повезло, что я вовремя появился.
Чарли задумался. Резиновая кукла заорала и попятилась в квартиру, он пошел за ней, пытаясь что-то объяснить, придумать, как сделать так, чтобы все у него получилось, — и в то же время он слишком пялился на ее груди.
— Я ей не угрожал.
— Вы сказали, что она умрет. Сегодня.
Да на этом его подловили. Чарли и впрямь посреди суеты и воплей упомянул, что ему нужно овладеть ее бюстом, потому что сегодня она умрет. Припоминая теперь, он решил, что эту информацию все-таки следовало держать при себе.
Ривера завел его наверх — в комнатку со столом и двумя стульями. Чарли поискал глазами прозрачное с одной стороны зеркало, как в телевизоре, но разочарованно отметил лишь наличие бетонных стен, выкрашенных легко моющейся мшисто-зеленой эмалью. Ривера усадил его, а сам двинулся к выходу.
— Я оставлю вас здесь на несколько минут, пока не приедет мисс Маккерни. Здесь уютнее, чем в обезьяннике. Хотите что-нибудь попить?
Чарли помотал головой.
— Мне разве не положено звонить адвокату?
— Как хотите, мистер Ашер. Это, конечно, ваше право, но тут я не могу вам ничего советовать. Сейчас вернусь. Потом и позвоните, если сочтете нужным.
Ривера вышел, и в дверях Чарли заметил его напарника, ворчливого лысого быка по фамилии Кавуто, — тот ждал Риверу. Его Чарли взаправду испугался. Не так, как перспективы изымать грудные импланты Мэдисон Маккерни, конечно, и того, что случится, если он этого не сделает, — но испугался все равно.
— Выпускай его, — сказал Кавуто.
— Что значит — выпускай? Я его только обработал, эта баба Маккерни…
— На том свете. Ее застрелил приятель, а когда на вызов из-за выстрелов в доме приехали наши ребята, застрелился сам.
— Что?
— Приятель был женат, а Маккерни хотелось уверенности в завтрашнем дне, и она собиралась обо всем рассказать его супруге. Он слетел с катушек.
— Ты уже все знаешь?
— Бригаде рассказал ее сосед, как только они приехали. Пошли, это наше дело. Надо ехать. Выпускай парня. Его внизу ждут Рэй Мэйси и какая-то девка, похожая на гота с камбуза.
— Рэй Мэйси мне насчет него и позвонил — думал, что этот Ашер собирается бабу шлепнуть.
— Я знаю. То преступление, парень не тот. Пошли.
— У нас на него все равно остается скрытое ношение оружия.
— Трость со шпагой? Ты что, хочешь встать в суде и сказать, что арестовал парня, потому что он подозреваемый серийный убийца, а он признает вину в том, что просто невъебенный ебанат?
— Ладно, отпущу, но правда, Ник, — этот тип сказал Маккерни, что она сегодня умрет. Какое-то очень дикое говно творится.
— Как будто у нас сегодня и без того мало дикого говна.
— Тоже верно, — сказал Ривера.
Мэдисон Маккерни была прекрасна: шелковое бежевое платье, идеальные, как обычно, прическа и макияж, а бриллиантовые сережки и ожерелье из платины с солитером выгодно оттенялись серебристыми ручками ее гроба из суковатого ореха. Дыхание от нее — хоть она сама и не дышала — спирало еще как, особенно у Чарли, который единственный видел сейчас ее сиськи: они пульсировали в гробу красным.
Чарли редко бывал на похоронах, но у Мэдисон Маккерни они, похоже, вышли миленькие: народу собралось порядочно, если учитывать, что ей было всего двадцать шесть. Выяснилось, что Мэдисон выросла в Милл-Вэлли под самым Сан-Франциско, поэтому ее много кто знал. По всей видимости, кроме ближайших родственников, почти все в какой-то момент потеряли с ней связь и потому несколько удивились, когда ее пристрелил женатый дружок, державший ее в богатой квартире в центре города.
— Не то чтобы за это в выпускном альманахе проголосовали «вероятнее всего», — сказал Чарли, пытаясь поддержать разговор с ее бывшим одноклассником: они оказались у соседних писсуаров в мужском туалете.
— Откуда вы знали Мэдисон? — поинтересовался тот весьма снисходительно.
Похоже, за него бы проголосовали, что он «вероятнее всего» будет раздражать всех своим богатством и роскошной шевелюрой.
— Э, я? Друг жениха, — ответил Чарли.
Он застегнул ширинку и ринулся к умывальникам, чтобы Шевелюра не успел придумать, что на это сказать.
Чарли удивился, увидев в толпе несколько знакомых. Не успевал он отойти от одного, как сталкивался с другим.
Сначала — с инспектором Риверой.
Тот наврал:
— Пришлось. Это наше дело. Надо ближе познакомиться с родней.
Затем с Рэем.
И тот наврал:
— У нас с ней один спортзал был. Я подумал, надо бы отдать последние почести.
Затем с напарником Риверы инспектором Кавуто, который врать не стал:
— Я все равно считаю, что вы извращенец. То же относится и к вашему другу, бывшему копу.
И с Лили, которая тоже была честна:
— Я хотела посмотреть на дохлую резиновую куклу.
— А кто в лавке остался? — спросил Чарли.
— Закрыта. Горе в семье. Ты же знаешь, это Рэй легавых вызвал, да?
После того как Чарли выпустили, им поговорить не удалось.
— Мог бы и догадаться, — ответил Чарли.
— Он сказал, что видел, как ты заходишь в дом к дохлой кукле, а потом ты взял и исчез. Он считает, что ты ниндзя. Это ведь тоже в комплект штуки входит? — Она попрыгала бровями, как Граучо Маркс-заговорщик,[44]но желаемого воздействия не произвела — брови у нее были тонкими ниточками, и к тому же рисовали их фуксиновым карандашом.