– Вас, господин, припоминаю, – отозвался он низким хриплым голосом. – И этого вашего бога. И эту вашу госпожу, которую вы возле сердца носите. Вы – желанные гости моего господина. А тех, кто с вами, я не видал никогда доселе, и насчет них у меня нет никаких приказаний.

– Они идут со мной.

– Вы можете пройти, но насчет них у меня нет никаких приказаний, – упирался леший.

– Веди меня к своему господину, чтобы я мог всё ему рассказать. А этим пока что предоставь защиту леса.

– Вы, господин, можете проходить, – повторил демон. – И этот ваш бог, и ваша госпожа. Других не знаю, и нет мне до них дела.

– А если на них кто-то нападет?

– На землях графа Ростова? – Леший, казалось, был обижен уже самим подозрением, что кто-нибудь осмелится нарушить мир Пристани Царьград. – Это невозможно! Здесь много чего изменилось – с тех времен, как вы бывали у нас. Я этих ваших не пущу без приказания господина, но можете о них не беспокоиться. Здесь они в безопасности.

Казалось, больше тут ничего не удастся выторговать. Кутшеба оставил их всех под защитой Шулера, и лесной демон повел его в град.

Лес молчал. Звери не выбегали навстречу путнику, хотя Кутшебу это не удивило – в конце концов, он прибыл сюда не в сопровождении графа, как тогда. Однако, несмотря ни на что, молчание когда-то такого говорливого леса удивляло его.

Могло показаться, что лес мертв, хотя он повсюду замечал следы жизни, но не видел самих животных.

– Ты говорил, многое тут изменилось, – Кутшеба заговорил первым. – А что именно?

– А, сами увидите, – буркнул демон. – Так оно лучше будет, – больше он ничего не говорил, а Кутшеба не мучил его вопросами.

Когда они дошли до болот, леший отвернулся и не говоря ни слова ушел. Роль проводника принял на себя блуждающий огонек, тоже странно молчаливый, что совсем не соответствовало характеру этих существ. На болотах тоже царила тишина. Не слышно было ни кваканья жаб, ни шуток водяных, которые раньше всегда перебрасывались между собой едкими комментариями и подшучивали над утопленниками. Куда-то исчезли даже цапли.

Сам град показался Кутшебе иным, пока он не пересек его врат. Здесь никто от него не прятался, но при виде путника стихали все разговоры. Люди молчаливо провожали его взглядом, и ему стало страшно, что его положение в Пристани Царьград настолько изменилось, что его теперь считают не другом, а врагом. Что же тут могло произойти?

«Я чувствую кого-то могущественного, – сообщила ему обеспокоенная мара. – Но не знаю, кто это».

Может, Ростов нанял какого-то мага? Или призвал могущественного демона, чтобы он помог в борьбе? Лес и людей могла поменять магия или цена, которую пришлось за нее заплатить.

Одно лишь не изменилось. Когда они подошли к поместью, первой навстречу ему выбежала Ольга. Старше на четыре года, уже не девочка, а женщина, всё больше напоминающая мать, она всё так же радостно приветствовала Кутшебу. Ни правила этикета, ни хорошие манеры снова не смогли сдержать ее, она кинулась мужчине на шею, прижимаясь к нему изо всех сил, как будто не могла поверить, что он на самом деле приехал их навестить.

– Это вы! Вы! – восклицала она, раскрасневшись. Девушка плакала от радости, но ей и в голову не приходило вытирать слезы. – Как только я услышала… я… я не могла поверить! Мы так по вам соскучились! Папенька вас до сих пор вспоминает. И я тоже…

– Дочь? – голос Ростова показался Кутшебе слишком официальным, однако, возможно, впечатление было ошибочным. – Ну что ж ты… не пристало тебе так себя вести.

– Но папенька…

– Ольга Николавна! – Граф наморщил брови. – Ты уже не ребенок! Пожалуйста, иди в дом, позаботься о покоях для гостей.

Она наконец отпустила Кутшебу. Еще раз улыбнулась, поклонилась, как пристало кланяться дочери графа, и побежала к дому совсем не аристократично.

Ростов тяжело вздохнул, причем так выразительно, что не оставалось сомнений, – напоказ.

– Порой мне кажется, что я слишком разбаловал ее. Постоянно ведет себя как ребенок. Господин Кутшеба! Друг! Прошу извинить меня за эту сцену и ненадлежащее приветствие!

– Мне не в чем вас винить! Я всегда с большой радостью вспоминаю гостеприимство Ростовых.

Они пожали друг другу руки. Граф какое-то мгновение колебался, но потом улыбнулся и обнял Кутшебу, к счастью, не так крепко, как его дочь.

– Прошу мне поверить, я, правда, очень рад вашему приезду! Всех ваших спутников я, к сожалению, не смогу разместить в доме, их слишком много, а у нас есть и другие гости. Ну и с вами марсианин… Да, мы всё знаем. Сосна-посланница рассказала про ваше путешествие и про битву. По правде говоря, Пуща требует выдать вас. Но, господин Кутшеба, вы можете ни о чем не переживать! Пожалуйста, проходите.

– Так я могу рассчитывать, что о моих людях позаботятся? Они выбились из сил.

– Естественно. Сейчас отправлю за ними того упертого лешего, который не хотел вас пускать. Надеру ему за это уши! С возрастом он становится всё чуднее, к сожалению. Для них тоже найдется крыша над головой, не бойтесь. А сейчас я приглашаю вас в дом, познакомитесь с моими гостями!

Он увидел их в кабинете для переговоров. Они сидели за столом. Одетые в зеленые мундиры серьезные мужчины совершали неестественно резкие движения. Их одежда показалась Кутшебе нелепо древней. Собравшиеся прервали трапезу и молча уставились на вошедшего. Он не знал, что звенело громче – откладываемые приборы, которыми они только что вели беспощадное сражение с обедом, или ряды отполированных орденов, которыми были увешаны их мундиры. Хоть эти люди и старались вести себя с достоинством, Кутшеба неожиданно даже для самого себя сравнил их со сворой падальщиков, которая собралась вокруг предводителя стаи. В их случае эту роль выполнял лысеющий седой мужчина в самом дорогом мундире, черного (а не зеленого, как у остальных) цвета. Он не носил орденов, не считая приколотого к груди костяного черепа, над которым, как и на шапке лешего, восседал царский орел.

Подобные знаки носили и остальные, даже Ростов. Однако у солдат в зеленых мундирах черепа были скрыты под десятками орденов, а граф носил свой, приколов к белой жилетке, выглядывающей из-под темно-синего фрака. Ростов до сих пор одевался в соответствии с модными альбомами, которые когда-то покупал жене; этот стиль выглядел старомодно уже в те времена, когда его дед бежал от Революции. Любовь к архаичной одежде отличала бы его от всех остальных везде, кроме Пристани Царьград и, возможно, части шляхетских дворов Польши, в которых Кутшебе посчастливилось побывать. В свете мрачных перемен, которые охватили град, приятно было осознавать, что Ростов сохранил хотя бы эту привязанность к старой моде.

– Мой добрый приятель, товарищ по битвам против упырей из урочищ и Вечной Революции, господин Мирослав Кутшеба, – Ростов представил его гостям и в следующее мгновение снова обратился к нему: – Прежде чем я представлю вам всю нашу компанию, позвольте я познакомлю вас с человеком, который особенно почтил меня своим присутствием. Это князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов, маршал Возрожденной Святой России, главнокомандующий ее армией, который оказал мне честь, прибыв сюда, предложив мне свою дружбу и попросив руки моей дочери.