Ну ничего, хвостатый, скоро в Берлине будем — и за все с немцев спросим. И за твоих хозяев тоже. Поспрашиваем так — а после с теми, кто жив останется, будем строить ГДР.

Да, надо тебя все же назвать? Раз в немецком тылу тебя нашли, будешь Партизаном? Или до Пана сократить, по твоей национальности?

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж"

От диких фиордов, от гулких скал, от северных берегов…

Эта песня стала уже чем-то вроде гимна. Так же как на эсминцах СФ, выходя в боевой поход из базы, традиция пустить по трансляции, "растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля" — у нас вошло в обычай, в начале похода, на курсе от берега и достаточном уже отдалении, пустить по межотсечной связи эту песню, для морально-психологического настроя. И представляю реакцию чужого акустика, услышавшего это в море, ну а наши на "Куйбышеве" и "Урицком" уже привыкли.

Слышал историю, случившуюся на СФ в конце семидесятых. Идет домой дизельная подлодка, после Атлантики, все устали, два месяца в стометровой стальной трубе, нервы у всех на пределе. У командира день рождения, после поздравления и вручения подарков кэп оставляет в ЦП старпома, "я в первом отсеке отдыхаю, если что приключится — дернешь". И уходит.

Лодка идет на глубине сто, все в норме. Вдруг акустик из своего закутка высовывается, бледный — глаза по пятаку, сказать ничего не может, только рукой к себе старпома подзывает. И протягивает наушники — мол, слушай. Старпом надевает их и тоже офигевает — сквозь морские шумы отчетливо два пьяных голоса ревут "Напрасно старушка ждет сына домой", и еще гармошка играет.

Вообще-то такое явление в военно-морской медицине хорошо известно. Психика так устроена, что если например, поместить человека в одиночную камеру, то уже через пару суток начнутся глюки — причем наиболее часто, именно со звуков. Космонавты наши проходили такое перед полетами в сурдокамерах — "башнях тишины": уж на что здоровые и тренированные были ребята, а после первых 24 часов и они начинали слышать шум, голоса, музыку — это так наш мозг борется с информационным голоданием. А у моряков это хорошо знакомо в ситуации "один на плоту среди моря" — воспоминания потерпевших кораблекрушение, кто спасался один, этим просто изобилуют, причем бывают и вообще суперглюки — когда с тобой в шлюпке кто-то, знакомый или нет, и ты с ним говоришь и даже рыбу вместе ловишь, и так не сутки — недели подряд (реально зафиксировано)! Но чтобы одно и то же двоим сразу?

Старпом зовет РТС-ника, может, чего с техникой не так, замыкание на корпус от корабельной радиосистемы. РТС-ник проверяет, все в порядке. В море поют. Зовут доктора, он смотрит и старпома, и РТСа, и акустика — все здоровы. В море поют. Доктор у себя тоже пульс пощупал — вроде как тоже в норме. Делать нечего, старпом кэпу в первый — мол, подойдите в центральный, нестандартная ситуация. Кэп нервничает — чего там? — нестандартная и все. Ну не скажешь же, что в море на глубине 100 метров слышно чье-то пение!

Кэп приходит. Ему дают наушник. Он слушает. Нервно бросает. И смотрит на старпома. Старпом хватает наушник — тишина. А объяснить кэпу, что слышали пение, старпом боится и говорит — мол, странные звуки слышали. Кэп злобно смотрит на старпома и уходит в первый отсек. Старпом садится в кресло. Опять высовывается акустик — поют. Старпом опять зовет кэпа. И все повторяется. Кэп за наушники — песен нет. Злой уходит, и опять где-то в глубине океана раздаются удалые голоса: "Врагу не сдается наш гордый Варяг…" Старпом снова зовет кэпа — кэп злющий влетает в центральный и орет на старпома, акустика, РТСа, доктора и вообще на всех, кого к тому моменту старпом зазвал в центральный, чтоб удостовериться, что если сбрендил, то не один — что весь экипаж сборище дебилов и слабоумных, что их пугают какие-то звуки, что скоро они (экипаж) будут бояться собственной тени, а он (кэп) будет у них санитаром… И в этот самый момент в ЦП заваливает в дупель пьяный "румын" (торпедист, командир БЧ-3), с гармошкой и говорит кэпу:

— Семеныч, а ну их всех на х…, я еще одну песню вспомнил, душевную про день рожденье, пошли, споем.

Кэп с торпедистом — земляки, и вместе кэповский день рождения сели отмечать, и гармошку взяли — песни попеть. И сели как раз под антенной ГАКа, она над первым отсеком в корпусе закреплена.

Но нас никто не услышит. И не только из-за покрытия на корпусе — даже немецкую субмарину "тип 21", крадущуюся в малошумном режиме, мы обнаружим на трех милях, ну а что-то надводное, за десятки миль, все же гидроакустика двадцать первого века не ровня той, что из этих времен. И потому мы знаем, что чужих рядом нет — если бы кто-то на поверхности ждал без хода, и заглушив движки, его бы заметили "Куйбышев" с "Урицким", а подлодке на дно не лечь, тут глубина больше трехсот и быстро нарастает. Мы уходим от Полярного курсом норд, в отличие от конвоев, которые идут вдоль берега до Порсангера, да, хорошо когда берег здесь наш, и аэродромы флотской авиации, и дивизионы катеров-охотников в Лиинахамари, Киркенесе, Лаксэльве, Варде, и береговые батареи — давно уже не ходят конвои, прижимаясь к кромке льдов на севере, и лишь на меридиане Мурманска поворачивая перпендикулярно, прямо на юг. Конвои в этой истории сохранили наименование PQ, и идут сейчас с периодичностью два раза в месяц, только что прошел "двадцать девятый", с зимы не было потеряно ни одного транспорта в нашей зоне, ну а с потерями в чужой мы идем разбираться сейчас.

Уходим на север, в Баренцево море. На широте 72 поворачиваем на курс вест. Эсминцы сопровождают нас до меридиана мыса Нордкап, где мы отпускаем их в базу. И идем уже Норвежским морем, еще двести миль к весту, и поворот на зюйд-вест. Глубина двести, слушаем море, на малошумных десяти узлах. Пока мы еще здесь, не ушли в Атлантику — полезно так врезать фрицам, чтобы нос в нашу зону сунуть боялись. Но в море чисто, лишь на широте Нарвика засекли цель, лодка под дизелем, по сигнатуре опознана "семерка", следует на позицию в Атлантику, или все же к нам? Нет, похоже вертится в одном районе, как на позиции, или в зоне ожидания, чтобы быстро выдвинуться на позицию при получении сигнала от авиаразведки — так и первое, и второе маловероятно, пути наших конвоев отсюда все же далековато. Так, а если это второе, метод "опускающейся завесы", который мы сами рекомендовали нашим год назад, ну а немцы давно уже применяли в Атлантике, то лодка здесь не одна. А по расположению позиций можно понять, кого они тут ловят, маршрут ожидаемой цели? Так что этого барашка пока не будем трогать, все равно никуда не денется, а поищем других. И после сострижем всех сразу. Благо время есть, как сказал Кириллов, транспорт с нашим грузом может ведь и немного задержаться в нью-йоркском порту, до нашего сигнала.

Вторую овечку обнаружили через шесть часов, западнее. То есть "фронт" их завесы ориентирован по широте. Увеличив ход до двадцати двух, скоро нашли и третью. Ну, с богом — начинаем кушать. Кто сказал, что это игра в одни ворота — скорее, истребление опасных хищников, как охота с вертолета на волков в степи. Подкрадываемся незаметно на милю-полторы, первую так вообще взяли с кормовой "мертвой зоны", фриц даже не заметил ничего до самой смерти, и залп двумя электроторпедами, одна лишь "на поверхность", чтобы не тратить ценные противолодочные, вторая с двухплоскостным наведением, и еще две таких же наготове. И пусть фрицы, кто выжил, гадают, отчего их лодка взорвалась, мы не всплываем, не подбираем пленных — скрытность важнее. И вокруг нет никого на расстоянии нескольких часов хода, выжить столько в арктической воде, это случай уникальный (хотя и такое отмечено, человек сутки продержался), с вероятностью ноль целых хрен сотых процента.