Это подействовало, меня отлично поняли и несли Эрвинда, словно мать новорожденного младенца.

И что ты думаешь? Приходим в посольство, я устраиваю Эрвинда, начинаю обрабатывать рану. Клок кожи с волосами просто висит, но тут ему повезло, шрама под волосами видно не будет. Тут является посол и начинает на меня орать:

— Ты, негодяй! Я тебе велел за ним следить, а ты где шлялся?! Если он умрет, виноват ты будешь! Я тебя в порошок сотру!

Я не выдержал и сказал:

— Господин посол, вы отрываете меня от дела. Пока вы здесь, я не могу оказать раненому никакой помощи, и, если он умрет, моей вины здесь не будет. Вы не приказывали мне ходить за ним по пятам.

— Теперь будешь! Ты меня понял? Если он умрет или станет идиотом…

— Вы бы лучше искали преступника, — сказал я.

Только теперь до меня дошло, насколько я был непочтителен. Но тот от злости ничего не заметил.

Эрвинд пришел в сознание часа через три. Жалуется, что сильно болит голова. Еще бы, теперь ему еще долго жаловаться! Дал ему успокоительного. Прихожу к себе, и меня тут же отправляют к послу. Так что Эрвинд был единственным в посольстве, кто спал в эту ночь.

Посол меня спрашивает:

— Он очнулся?

— Да, сейчас он спит.

— Когда с ним можно будет разговаривать?

— Чем позже, тем лучше. Не раньше утра и недолго. Стукнули его здорово.

— Как это вышло?

Я рассказал. Он в ответ завел старую песню:

— Запомни, твоя жизнь зависит от того, выживет ли Эрвинд. Лекарей я в любой момент найду хоть дюжину. Голова у него в порядке?

Ну разве можно так ставить вопросы? Типичный тард. Я ответил:

— Идиотом он не стал.

— Хорошо, иди.

— Мэй, голубушка, проснитесь!

Мэй рывком села на кровати и очумело уставилась в серые сумерки за окном.

— Ты с ума сошла, Камилла? Который сейчас час?

— Седьмой, наверное.

Сквозь прищуренные веки Мэй разглядела встревоженное лицо Камиллы и маячившую в дверях Хельгу — свою вторую горничную. Эти дуры вытащили ее из самого глубокого сна без сновидений, и она все еще не могла понять, на каком свете находится. Она уже хотела в простых словах объяснить им их неправоту, но тут дикая боль ударила ее в затылок и отдалась в виске. Мэй со стоном схватилась за голову. С ней и раньше бывало подобное, когда менялась погода, но не так сильно.

— Что стряслось? — выдавила она, превозмогая боль.

— Ваше Величество, здесь один человек, — начала Камилла, голос ее дрожал. — Он вчера стоял на посту у переулка медников и видел, как кто-то напал на… Его Высочество, когда он возвращался в посольство.

— Где он?

— Здесь, в гостиной.

Мэй соскочила с кровати и, на ходу натягивая халат, бросилась в гостиную. Увидев растрепанную и заспанную королеву, гвардеец застыл по стойке «смирно».

— Докладывай, — приказала Мэй.

— Это было около двух часов ночи. Я услышал крики. Это был церет из посольства. К сожалению, я не сразу понял, что случилось, — он кричал на своем языке. Когда мы прибежали на площадь, нападавший уже скрылся. Я видел только его спину, так что узнать не смогу, да и никто из наших не сможет. Разве что сам принц видел или этот церет. Потом я помог внести принца в дом. Видимо, он упал и ударился головой о камни, ножевых ран не было.

Мэй невольно положила руку на затылок.

— Он был жив? — спросила она.

— Я думаю, да.

Она вернулась в будуар, достала из ящика стола кошелек и, не глядя, высыпала монеты на ладонь гвардейцу.

— Дежурный внизу записал твое имя и рапорт?

— Так точно, Ваше Величество.

— Ты свободен, — распорядилась она. — Камилла — умываться и волосы. Хельга — платье.

— Какое, Ваше Величество?

Мэй замахнулась, но в последний момент удержала руку.

— Какое хочешь, дура. И поторопись. Камилла, кто сегодня дежурит внизу?

— Ивор.

— Отлично. Скажи ему, чтобы нашел для меня Аттери. Я буду во дворце.

Наскоро приведя себя в порядок, Мэй побежала короткой дорогой через парк во дворец. Об Эрвинде она сейчас не думала — все равно ничего нельзя было сделать. Она думала об Арнульфе. Случившееся требовало от него решительных действий. Что он предпримет?

И она не ошиблась. Во дворце ее уже поджидало письмо посла.

Он писал, что нынешней ночью кто-то из асенов ранил его переводчика, и он считает это нападение запланированным и хорошо подготовленным. В кармане у Эрвинда нашли записку, в которой некая «прекрасная незнакомка» вызывала его на свидание. Посол просит королеву немедленно начать расследование и хочет сам принять в нем участие. Он не хотел бы, чтоб повторилась история с господином Стейнором.

Мэй упала на первый попавшийся стул. Значит, Эрвинд жив! В голове у нее было пусто-пусто, в ушах звенело. Ладно, как сказал бы Эрвинд Старший, будем работать дальше. Вошел Аттери. Мэй попыталась разглядеть его сквозь плавающие перед глазами разноцветные круги.

— Что случилось? — спросил он.

Вместо ответа Мэй протянула ему письмо посла.

— Скверная история получается, — сказала она.

— Да уж, точно сказано. Зачем тебе понадобилось с ним встречаться?

Раз. Мэй мысленно загнула палец и ответила тоном глубочайшего раскаяния:

— Я только хотела рассказать ему, как умер его отец. Он имеет право знать.

— А какое отношение к смерти короля имеют абрские кони?

Два. Господин Аттери знал о вчерашнем свидании подозрительно много. Нужно было еще чуть-чуть разозлить его, чтобы получить решающие доказательства.

— Мне двадцать лет, и я могу сама решить, о чем говорить со своим братом!

— А я — твой мастер оружия и не допущу, чтобы ты сама, своими руками себя губила. Что ты будешь делать, если об этих конях узнает посол?

Три. Мэй умела считать до трех.

— Аттери, придурок, ты что наделал?! — прорычала она. — Я же запретила тебе пальцем прикасаться к Эрвинду!

— Я — твой мастер оружия!

— Ты — болван. Неужели ты до такой степени туп, до такой степени тард, что до сих пор не понял?! Он — наследник. А мы только держим ему место. Так задумал Эрвинд с самого начала. И где, как не в Империи, он мог надежнее всего спрятать своего единственного сына от мести Императора?

Аттери на мгновение потерял дар речи.