* * *

На вечеринке Декстер стоит один у стойки бара, скрестив руки на груди и опустив плечи. Время от времени кто-нибудь подходит его поздравить, но никто не задерживается рядом надолго, и хлопки по плечу больше похожи на утешение или даже, скорее, саркастическое замечание «молодец, что пропустил пенальти». Он продолжает накачиваться спиртным, но шампанское во рту кажется кислым, и ничто не способно избавить его от чувства разочарования, провала, настигающего стыда.

— У-ху! — К нему подлетает Сьюки Медоуз. У нее задумчивый вид. Еще час назад она была соведущей, а теперь превратилась в главную звезду. — Ты что такой сердитый и скучный?

— Привет, Сьюки.

— Ну что? Мне кажется, все прошло отлично!

Декстер не убежден, но они, тем не менее, чокаются.

— Извини за… водку. Я перед тобой в долгу.

— О да.

— Мне просто нужно было расслабиться, понимаешь?

— Мы это еще обсудим. В другой раз.

— Ладно.

— Потому что я больше не выйду на сцену, если ты будешь в дупель, Декс.

— Понимаю. Не выйдешь. Я у тебя в долгу.

Она придвигается ближе и упирается подбородком в его плечо:

— Тогда на следующей неделе…

— Что на следующей неделе?

— Пригласишь меня на ужин. Только в какое-нибудь дорогое место. Во вторник.

Она касается лбом его лба, ее рука у него на бедре. Во вторник он ужинает с Эммой, но ужин с Эммой всегда можно отменить, она не обидится.

— О'кей. Во вторник так во вторник.

— Дождаться не могу. — Она щиплет его за бедро. — Ну что, теперь ты повеселеешь?

— Постараюсь.

Сьюки наклоняется и целует его в щеку, потом подносит губы к самому его уху:

— А теперь пойдем, познакомлю тебя с мамой!

15 июля 1995 года

Уолтемстоу и Сохо

Портрет в багровых тонах

Роман

Эмма Т. Уайлд

Глава 1

За свою недолгую жизнь детектив Пенни Потом-Придумаю повидала немало сцен преступления, но такого ____ еще не видела.

— Кто-нибудь двигал тело? — спросила она.

* * *

Ядовито-зеленые буквы смотрели на нее с экрана монитора: всё, что она написала за целое утро. Сидя за маленькой школьной партой в маленькой комнатушке ее маленькой новой квартиры, Эмма перечитала написанное, затем снова перечитала, и всё это время за ее спиной недовольно бурлила батарея.

По выходным или по вечерам, если хватало сил, Эмма писала. Она начала два романа (в одном действие происходило в концлагере, во втором — в постапокалипсическом будущем); книгу для детей о жирафе, у которого была слишком короткая шея, с собственными иллюстрациями; остросоциальный, гневный сценарий телесериала о социальных работниках под названием «Крутое дерьмо»; пьесу для альтернативного театра о сложной эмоциональной жизни двадцатилетних; роман в стиле фэнтези для подростков, где учителя оказывались злыми роботами; радиопьесу об умирающей феминистке в стиле «поток сознания»; книгу комиксов и сонет. Ни одно из этих произведений не было закончено — даже сонет в четырнадцать строк.

Строки на экране были ее последним проектом, попыткой сочинить серию коммерческих детективов с феминистским подтекстом. В одиннадцать лет она прочла всю Агату Кристи, а также Реймонда Чандлера и Джеймса М. Кейна — так почему бы не написать что-то похожее на первого, второго и третьего авторов одновременно? Однако в который раз Эмма обнаружила, что читать и писать — далеко не одно и то же, нельзя просто впитать слова и выжать из себя что-то другое. Она не могла даже придумать фамилию своей героине, женщине-детективу, не говоря уж о внятном сюжете. Даже ее псевдоним никуда не годился — ну что за Эмма Т. Уайлд? Она невольно задумалась: не принадлежит ли она к тому роду людей, которые всю жизнь только и делают, что пробуют свои силы? Она уже пробовала играть в группе, писать пьесы и детские книги; пробовала быть актрисой и работать в издательстве. Что, если детективы — всего лишь очередной неудачный проект, которому суждено занять свое место среди полетов на трапеции, буддизма и изучения испанского? Она посмотрела статистику: количество слов. Тридцать пять, включая заглавие и ее дурацкий псевдоним. Эмма простонала, нажала на рычажок офисного кресла, в котором сидела, и оно опустилась чуть ниже.

В фанерную дверь постучали.

— Как там дела у Анны Франк?

Снова эти его шуточки. У Иэна они не бывали одноразовыми — он повторял их снова и снова, пока они не разваливались, как дешевый зонтик в руках. Когда она и Иэн начали встречаться, почти девяносто процентов всего, что произносил Иэн, было так или иначе связано с так называемым юмором — каламбуры, смешной голос, все что угодно шло в ход ради комического эффекта. Эмма надеялась, что со временем эта цифра снизится хотя бы до сорока процентов — с сорока процентами она могла бы смириться, — однако прошло два года, а он по-прежнему юморил на все семьдесят пять, и вся ее жизнь протекала на фоне постоянного смехоаккомпанемента. Неужели человек действительно способен хохмить два года почти без остановки? Она избавилась от черных простыней, подставок под пивные кружки, тайком повыбрасывала половину его трусов, и он уже не готовил так часто свое знаменитое ирландское рагу — но сколько можно пытаться его изменить? Кажется, она достигла предела.

— Не желает ли леди чашечку чая? — проговорил он, жеманно растягивая слова.

— Нет, милый, спасибо.

— Гренки по-бирмингемски? — На этот раз прозвучал шотландский акцент. — Мой хомячок не желает пару гренок?

С недавних пор он начал звать ее хомячком. Когда она потребовала объяснений, Иэн ответил, что ему просто хочется затискать ее, как хомячка. В отместку она взялась было звать его сусликом: суслик и хомяк, хомяк и суслик. Но прозвище как-то не прижилось.

— Как насчет маленькой греночки? Чтобы подкрепиться перед сегодняшним вечером?

Сегодняшний вечер? Так вот в чем дело. Часто, когда Иэн начинал говорить смешными голосами, он делал это потому, что просто не мог сказать что-то напрямую, естественным голосом.

— Сегодня же такой вечер. Крутая тусовка с мистером ТВ.

Она решила не обращать на него внимания, но это было нелегко. Упершись подбородком ей в голову, он вслух прочел слова, которые видел на экране монитора:

— Портрет в багровых тонах…

Она закрыла экран ладонями:

— Не читай из-за спины, пожалуйста.

— Эмма Т. Уайлд. Кто это — Эмма Т. Уайлд?

— Иэн, это мой псевдоним.

— А что значит «Т»?