Рамон кивнул, пошел рядом. Костра здесь и впрямь было разводить не из чего — лес близ стен города вырубили давным-давно, а все, что приносила река, мигом разбирали ушлые горожане. Разве что сухого камыша набрать, так что это за огонь — дым один. Лия опустилась в траву, скрывшись едва ли не с головой. Сложила на подол сорванные дорогой цветы, начала переплетать стебли, собирая венок. Рыцарь сел рядом. Посмотрел на быстрые движения девичьих пальцев — было в этой бездумной отточенности что-то, навевающее мысли о древних жрицах.

— Научи меня.

— Зачем? — изумилась она.

— Не знаю. — Рамон рассмеялся. На душе было тепло и радостно, и кому что за дело до того, что поводов для смеха вроде бы нет? — Просто захотелось.

Нехитрое, кажется, занятие: цветок к цветку, обвить стеблем, прибавить следующий. Рамон посмотрел на то, что получалось у него, перевел взгляд на пышный цветочный жгут в руках девушки, снова засмеялся и бросил это дело.

— Сдаюсь.

Он растянулся в траве, опершись на локоть, и начал смотреть, как в розовую пену тысячелистника вплетается голубизна васильков и нежные чашечки колокольчиков. Солнце медленно спускалось к горизонту, но до заката время еще было.

— Держи. — Лия надела на голову рыцаря готовый венок.

— Я думал, это тебе.

— Сейчас будет и мне. — Она снова ссыпала в подол цветы, благо вокруг их было море и для того, чтобы набрать новый букет, не пришлось даже вставать. Рамон бездумно смотрел, как рассыпанная охапка цветов собирается в еще одну ленту, и улыбался непонятно чему. Наконец Лия надела готовый венок, кокетливо улыбнулась — мол, как тебе?

— Красиво, — ответил рыцарь. — Ты похожа на лесную фею.

— В наших сказках феи заманивают доверчивых путников с тропы и исчезают, оставляя бедолаг в чаще.

— Так я и позволил тебе исчезнуть.

— Поймаешь?

— Ага.

— Тогда попробуй! — Лия засмеялась, подхватила подол, припустив к реке.

Рамон хмыкнул, догнал в несколько прыжков. Сгреб в охапку, уронив в траву, навалился сверху, перехватив запястья:

— Попалась!

— Отпусти, добрый путник. Богатый выкуп будет тебе наградой…

— Выкуп? — Рамон сделал вид, будто задумался. — Отчего бы и нет. — Склонился, заглянув в глаза, прочел в них согласие и прошептал: — А вот моя цена…

И коснулся губ, уже зная, что она ответит.

Потом пришло время перевести дыхание. Лия смотрела снизу вверх, такая хрупкая и такая маленькая, что он вдруг отчетливо ощутил, что при желании смог бы сотворить все, что вздумается, — и она ничего не сумела бы с этим поделать. Это оказалось настолько неожиданно и настолько остро, что Рамон на миг замер, едва ли не испугавшись самого себя. А потом пришло желание взять ее на руки и так, на руках, и унести, закрывая собой от любого, кто мог бы обидеть.

Он ослабил хватку, давая девушке возможность двигаться. Та тут же вывернулась юркой змейкой, рассмеявшись, неслабо толкнула в плечо, заставляя перевернуться. Оседлала бедра, схватила за руки, припечатав их к земле, как только что держал ее сам Рамон — только ей для этого пришлось навалиться всем телом. Рыцарь засмеялся в ответ — он мог бы освободиться одним движением. Если бы захотел.

— Ну, и кто кого поймал? — поинтересовалась она.

— Я, конечно.

— Похвальное самомнение.

Он улыбнулся, резко сел, уведя ее руки за спину — оба запястья поместились в одной ладони. Провел кончиками пальцев по щеке, запустил их в пушистые волосы.

— Так кто кого поймал?

И, выпустив руки, прильнул к губам, не дожидаясь ответа.

Когда он вспомнил о времени, от солнца остался лишь краешек. Рамон замер, раздумывая, как бы сказать, что нужно возвращаться, но Лия, похоже, все поняла.

— Пора?

— Прости.

— Жаль. — Она медленно поднялась. — Поехали.

Рамон помог ей взобраться в седло, усадив так же, как раньше. Только теперь пушистая головка устроилась у него на плече, да и сам рыцарь обнял девушку за талию куда крепче. Конь неторопливо ступал по дороге, и Рамон не собирался его подгонять. Когда они остановились у дома Лии, небо уже погасло.

— Будешь в городе — заходи, — сказала она. — Хоть на четверть часа.

— Зайду. — Ему очень хотелось поцеловать ее на прощанье, но проехать в обнимку по городу приличия еще позволяли, а вот целоваться на улице — уже нет. И он ограничился тем, что чмокнул в щеку. Повторил: — Обязательно зайду.

Лия улыбнулась:

— Я буду тебе сниться. Если захочешь.

— Захочу.

— Тогда до встречи.

Насколько Эдгар помнил из объяснений Хасана, этикет Белона, касающийся поведения на пирах, не слишком отличался от принятого дома. Беда в том, что за всю жизнь на королевском пиру он не бывал ни разу. Да и обучением его, простолюдина, правилам поведения в таких случаях тоже никто особо не озадачивался. Знай свой шесток и не посягай на большее. Эдгар в общем-то и не посягал — но неистребимое любопытство когда-то сподвигло его прочитать все наставления для юношей, водившиеся в доме приемной матушки. И уж тем более не было его вины в том, что простолюдина занесло в королевский дворец, пусть и чужой страны.

Не то чтобы он очень боялся опозориться — в свое время Эдгар потратил немало времени, выпытывая у Хасана мельчайшие подробности — ведь как известно, чаще всего попадают впросак именно на каких-нибудь мелочах. Но и совсем уж не переживать не получалось. Тем более что день не задался с самого утра, а до ночи было еще ох как далеко. В конце концов ученый решил, что правило «слушай, смотри и молчи» еще никого не подводило, а посему так и следует поступить. Вовремя — слуга как раз привел его в зал, передав с рук на руки распорядителю. Тот указал Эдгару место на лавке, застеленной ковром, и исчез.

Эдгар огляделся. Признаться, до сих пор он не слишком-то смотрел по сторонам, больше занятый своими мыслями.

За окном медленно угасали сумерки, а в зале бесчисленное множество факелов превратили полумрак в ясный день. Эдгар мимолетно пожалел о том, что почти неразличимыми стали витражи на окнах, и начал разглядывать гобелены. Закрывавшие стены полотнища являли когда пир, когда охоту, но больше всего было батальных сцен — этакая тканая летопись побед. На самом деле ученый не был уверен, что тех побед было так уж много — ну какие, право, завоевания могут быть у крохотного государства с едва ли двухсотлетней историей. Но справедливости ради — любое королевство имеет право гордиться своим прошлым. Белон и гордился, и кому какое дело, что он, подобно другим странам, не мог причислить к своей истории славное прошлое древних великих держав?

Как и положено, покрытые сложенной вдвое скатертью столы стояли двумя длинными рядами. А в центре зала, на еще одном огромном столе уже красовались яства, что потом слуги разнесут гостям. Аромат оттуда шел невероятный — Эдгар мигом вспомнил, что с утра не притрагивался к еде. Еще миг назад он искренне считал, что не голоден. Сейчас желудок молодого здорового мужчины принялся отчаянно требовать свое — и ученый начал всерьез опасаться, как бы не забурчало в животе. Большего конфуза, пожалуй, не придумать.