Грэм обнял ее за талию и слегка прижал к груди. Вокруг смеялись, пили эль, шутили, рассказывали байки о минувших сражениях и тренировках.

Грэм в основном молчал, а когда говорил, Эвелин ощущала вибрации в его груди, от которых у нее в ушах тоже что-то подрагивало. Его голос действовал на нее успокаивающе. Эвелин нравилось его слушать, хотя слов она, конечно, разобрать не могла.

За вечер к ней ни разу никто не обратился, и это было хорошо: она слишком устала, чтобы следить кто и что именно говорит. В конце концов Эвелин расслабилась и просто сидела, прижавшись к груди Грэма, и наслаждалась мирным досугом. В его объятиях она нашла покой, когда он больше всего был ей нужен. Усталая, одинокая, тоскующая по дому, Эвелин начала сомневаться, что когда-нибудь ее будут считать здесь своей. Она даже не была уверена, что хочет этого. Трудно быть счастливой там, где ты никому не нужна, какие бы усилия ты ни прилагала, чтобы изменить положение.

Голова Эвелин опускалась все ниже. В конце концов Грэм придержал ее подбородком и сильнее прижал к груди. Эвелин зевнула, но тут же быстро прикрыла рот, не желая проявлять неучтивость по отношению к присутствующим, но Грэм, похоже, ничего не заметил. Он погладил ее по спине и покрепче прижал к себе. Эвелин удовлетворенно вздохнула. Пусть бы этот момент тянулся вечно.

Наконец усталость, с которой она воевала весь день, пересилила. Веки отяжелели. Эвелин не могла больше держать глаза открытыми. Спрятав лицо на шее у Грэма, она вздохнула еще раз и, уступив соблазну, заснула.

Грэм провел ладонью по волосам Эвелин и прислушался к тихому дыханию. Она спала в его объятиях, теплая, спокойная, умиротворенная. Он знал, как она измоталась, знал, что ей надо поспать, но хотел, чтобы она осталась с ним внизу.

Частично это была простая жадность. Раз он не мог сразу уйти с ней наверх и лечь в постель, пусть она останется с ним, чтобы он по крайней мере мог держать ее на коленях и касаться рукой. Этой простой радости он ждал целый день.

И еще Грэм хотел показать всем, что ценит свою жену и что у нее есть собственное место в клане. Он будет использовать любой случай, чтобы внушить эту мысль своим людям. Пусть знают, что он на ее стороне.

— Твоя жена нас покинула, — с улыбкой заметил Боуэн.

— Вижу, — отозвался Грэм. — Спит как сурок.

— Наверное, тебе пора идти, — предположил Тиг. — Девчонка совсем измоталась. Я думал, за ужином у нее не хватит сил держать голову прямо.

Значит, не только он заметил, что Эвелин устала. Грэма рассердила мысль, что она работает на пределе сил ради того, чтобы ее приняли в клане, хотя сам он давно ее принял.

— Хорошо. Прошу простить, но мне надо отнести Эвелин в наши покои.

Он легко встал с Эвелин на руках.

— Святой отец. — Грэм отвесил легкий поклон священнику. — Мы очень рады принимать вас в нашем замке. Можете начинать занятия с Рори в любое удобное для вас время.

— И с Эвелин, — вставила Рори. — Она тоже хочет учиться.

— Хорошо. И с Эвелин, — согласился Грэм.

Может, учение не оставит ей времени на выполнение тяжелой работы, которая, по мнению Эвелин, должна принести ей уважение местных женщин. На самом деле она куда больше заслуживала уважения, чем они.

— Рад, что мне придется наставлять двух умных женщин, — с открытой улыбкой произнес отец Драммонд. — У меня такое чувство, что это будет самая интересная задача, с какой я только сталкивался.

Грэм из-за спин собравшихся выразительно взглянул на Рори, давая понять, что ей тоже пора удалиться. Сестра неохотно поднялась со своего места и пожелала всем доброй ночи.

Поднявшись к себе, Грэм закрыл за собой дверь и осторожно уложил Эвелин на кровать.

Будь он поистине благородным человеком, думал Грэм, он бы просто раздел ее и накрыл одеялом. Но ему было нужно другое. Он хотел разбудить ее поцелуями и ласками. Хотел, чтобы она стонала от наслаждения, а потом он овладел бы ею.

С их первой ночи прошло два дня. Терпеть дольше, ждать, пока Эвелин полностью оправится, он был не в состоянии. С ней он готов быть терпеливым и нежным, вот только не может выдержать еще одну ночь без нее.

Весь день Грэм думал лишь о том, как она хороша, какая у нее гладкая кожа, какое полное единение с ней ощущает, когда они вместе.

Грэм наклонился и стал раздевать жену. Многослойное одеяние привело его в замешательство и нетерпение. Ему хотелось порвать все эти одежды, чтобы обнаженное тело как можно скорее открылось его взору, но платье было явно дорогим и сшитым с большим искусством.

Продолжая раздевать Эвелин, он куснул ее за мочку уха. Она шевельнулась, вздохнула и улыбнулась во сне. Грэм усмехнулся.

Когда Эвелин лежала на кровати обнаженной, Грэм наклонился и коснулся губами ее соска.

Она раскрыла затуманенные со сна глаза и не сразу поняла, где находится, но через мгновение очнулась и поняла, что делает Грэм. Зрачки у нее расширились, в них разгорелось желание. Потянувшись, как кошка, она изогнула спину дугой, что на языке тела явно подразумевало приглашение. Грэма не надо было уговаривать. Он стал раздеваться, а Эвелин, облокотившись о подушку, наблюдала за ним.

Раздевшись, Грэм бросился к ней, жаждая ощутить под собой нагое тело. Лег на нее, приподнялся на локтях и прошептал:

— Я пытался дать тебе время поправиться, но, видит Бог, Эвелин, я так хочу тебя! Я не могу больше ждать.

Она улыбнулась и приподняла подбородок, чтобы поцеловать его.

— Я давно поправилась. И я тоже хочу тебя, муж мой.

Грэм со стоном впился в ее губы. Слаще он ничего никогда не пробовал. Мягкий, податливый стан жены составлял такой возбуждающий контраст с мускулистым рельефом его тела.

Прижимая к себе Эвелин, Грэм перекатился на бок. Теперь они лежали друг напротив друга, и он просто вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, о чем говорит блеск ее глаз. В них явно читалось желание. Они, как зеркало, отражали его собственную страсть, а ведь ему следовало проявлять осторожность, пусть Эвелин и утверждает, что хорошо себя чувствует.

Инстинкт толкал его навалиться на нее всем телом и вонзить свой жезл на всю длину в ее нежную плоть. Грэму хотелось оказаться в ней, чувствовать ее тепло. Он был согласен провести так всю ночь.

Эвелин нетерпеливо поерзала, как будто не могла дождаться, пока он снова овладеет ею. Рука Грэма пробежалась по ноге Эвелин, легла на изгиб бедра, поднялась к груди. Положив ладонь на выпуклую возвышенность, он потер большим пальцем сосок, тот отвердел и съежился. Потом приблизился и обхватил его губами. Эвелин застонала и выгнула тело дугой.

Грэм приподнялся чуть выше. Его рука проскользнула меж ее бедер. Он с восторгом почувствовал жар и влажность ее лона. Эвелин была готова принять его.