страх. Рыжеволосая тридцатилетняя женщина в элегантном брючном костюме выгодно отличалась от остальных участниц концерта. Но сказать толком ничего не могла.

— Я мотаюсь со сцены и на сцену. За кулисами стою возле сцены и смотрю, чтобы артисты вовремя были готовы к выходу, — она вздохнула. — У нас всякое бывает. Сегодня в последний момент два человека отменились. Взяли и не приехали. Типа, заболели. Знаю я это «заболели». Регода должен был выходить в конце второго отделения. Сначала Лисняк с импровизациями своими, потом Регода в финале. Поэтому он или сидел у себя в гримерке пил, или, я видела мельком, ходил в эту гримерку, где основные бутылки с закуской складировали. Тут чуть побольше помещение. Я спиной стою к гримеркам. Ту, что справа от меня, я еще как-то вижу боковым зрением, а гримерка Регоды вообще за моей спиной. И не слышала, конечно, ничего — тут такой шум! Минусовка, певцы в микрофоны орут, зрители между песнями хлопают, но я в этот момент иду на сцену, готовая следующего объявлять.

Про врагов, друзей и любовниц Татьяна сказала тоже, что и дочка Николаева. Уходя, она неожиданно попросила:

— Коньяку бутылку дайте, пожалуйста. Там на нервах все. А ни у кого ничего, ни капли. У Регоды может чего и осталось, так его гримерку вы опечатали.

Детективы переглянулись.

— Мы подумаем, — пробормотал Герман, а когда Татьяна вышла, добавил: — Они же там напьются. Нельзя им сейчас коньяк давать. Потом, после допроса.

— Ты прав, — кивнул Игорь. — Не можем же мы выдать коньяк только тем, кого уже допросили. Оленька, скажи им там: когда всех допросим, тогда могут сюда войти, пить и закусывать на здоровье. Сколько их там осталось, певунов этих?

Оля сверилась со списком.

— Осталось шесть человек: композитор Лисняк, Тима Звездный — в миру Тимофей Дурынчев и еще четыре певицы. Перечислить?

— Не, давай начнем с мужчин. Потом дам вызовем. Да, и мы просили список, кто за кем выступал.

Оля выглянула за дверь.

— Татьяна, извините, вы нам список выступавших составили? Спасибо! — и нырнула обратно в гримерку. — Вот, сделали. Поначиркано! Татьяна говорит, меняли все из-за опоздавших и не приехавших. Типа, так постоянно бывает — нормально дело.

Игорь и Герман уткнулись в бумажку.

— Действительно, черт ногу сломит, — буркнул Николаев. — Оль, пиши. Мы тебе диктовать будем. Итак, м-м-м, первой пела некая Авила — это Елена Пахомова, затем Ольга Серова-Неземная, Тамара Бродская, Иринка моя, Тима Звездный, Элла Витальская и Лариса Швейко. Во втором отделении планировались все те же лица, плюс Лисняк и Регода. Тут последовательность нам уже не важна.

— Получается, — встрял Герман, — убить мог, кто угодно. Они все тут бродили.

— Бродская и Тимофей опоздали. Бродская должна была петь первой. Из-за опоздания вместо нее поставили Пахомову. Они тут репетировали перед началом. Просили быть всех, но эти двое совсем припозднились. Тимофея хотели поставить ровно посредине, между женским коллективом, но он «запыхался» и просил их с Иркой поменять местами. То есть, ты прав — на первый взгляд возможность убить была у всех. Татьяне только сложновато пришлось бы. Все-таки, она вела концерт и постоянно стояла у народа на виду.

Напротив Татьяниной фамилии Оля написала: «Есть алиби». Тут в гримерку позвали Руслана Лисняка. Завистливым композитором оказался невысокий мужичонка пятидесяти лет с бородкой колышком и совершенно лысой головой. Он плюхнулся на стул, налил себе коньяку в ту же водочную рюмку, что до того использовала Татьяна, и опрокинул ее в рот.

— Какая беда! — припечатал он громогласно. — У кого ж рука поднялась!

— Вот и выясняем, — ласково ответил Николаев. — Расскажите, что вы делали и где были во второй половине первого отделения.

Лисняк вздохнул и нахмурился.

— Вы, так понимаю, меня подозреваете? Накаркали уже. Мол, Лисняк завидовал Регоде. Ха-ха-ха! — он театрально расхохотался. — Чему завидовать? А нечему! Ему даже заслуженного артиста никак не пробьют, несмотря на все потуги. А я — заслуженный, какой-никакой! И одну мою песню даже поет Любовь Успенская! Помните: «Увези меня на тройке с Бродвея обратно к березам…» — начал голосить Лисняк, но был перебит.

— Мы пока никого не подозреваем, — встрял Герман. — Но следует всех опросить. Кто где был на момент убийства.

Лисняк снова приложился к коньяку.

— Эх! Что вам сказать? Приехал я на репетицию. Часам к пяти. Мои же песни собирались исполнять. Следовало дать подсказки, какие-то приемы показать, модуляции голосовые… А как начался концерт мы здесь, вот в этой самой гримерной, с Ольгой Владленовной Серовой-Неземной выпивали игристого и закусывали. Она пела второй, поэтому быстро освободилась.

— Никуда отсюда не выходили все первое отделение до антракта?

— Нет, а чего нам выходить? В антракте сюда звали народ. Здесь все бутылки и закуски. До начала второго отделения можно было сидеть спокойно. Потом уже трезветь потихоньку. Мы Танюшку попросили Серову-Неземную поставить ближе к моему выступлению, чтоб уж точно прояснилось сознание.

— К вам сюда кто-нибудь заходил? — не отставал Николаев.

— Танюшка заглянула. Это и ее гримерка тоже. Забрала забытое у зеркала кольцо и помчалась обратно к сцене. Тима заглянул. Он опоздал и не знал, что его поселили к девчонкам, далее по коридору. Регода в самом начале заходил — бутылки брал.

— Слышали чего-нибудь?

— Нет. Поют громко. И окно открыто — с улицы тоже шум идет.

Следующим давать показания зашел Тима Звездный. Несмотря на паспортные тридцать пять, выглядел он лет на десять моложе. Правда, при ближайшем рассмотрении становилась заметна тонкая сеточка морщинок у глаз, а в остальном модно худющий парень в обтягивающих штанах выглядел вполне себе молодо.

— Итак, вы опоздали. Во сколько вы прибыли в концертный зал и почему опоздали? — начал задавать вопросы Игорь.

— Ой, у меня было прослушивание. Нельзя такой шанс упускать. Я вам могу сказать где. Это легко проверить. Бежал сюда, сломя голову! Примчался примерно в половине восьмого. Просил меня поменять с Ирой, чтобы немного прийти в себя. Сюда сначала зашел. Тут Лисняк с нашей Неземной пил. Приглашали присоединиться. Но я не стал. И так запыхавшийся. Думал, потом выпью, после выступления. Пошел к себе в гримерку. Там постоянно кто-то из девчонок крутился. Могут подтвердить. После моего выступления мы с Лисняком и Неземной все-таки дернули по маленькой. Потом выхожу я в антракт. Лисняк говорит, зови народ, а то не успеем обмыть первое отделение. В коридоре, как обычно, несколько человек топчется. А тут вы обнаруживаете Регоду. Я вернулся и сказал: «Ребята, Регоду убили».

***

Уши закладывало от какофонии: оркестр разминался. Он выглянул в зал. Дамы и господа начинали занимать свои