— Триады там действуют?

— Вне всякого сомнения.

Босх снова посмотрел в сторону Натан-роуд и Цзюлуна.

— Девять драконов, — прошептал он.

— Что? — переспросила Элеонор.

— Я считаю, что там ее и надо искать.

Босх и Мэделин обычно совершали экскурсии на Пик в вагончике канатной дороги, напоминавшей Босху лос-анджелесский фуникулер, курсирующий по маршруту «Полет Ангелов». Здесь же, у подножия Пика, рядом со зданием суда, располагался маленький парк, где его дочь любила гулять и развешивать тибетские молитвенные флажки.[8]Эти разноцветные кусочки ткани весело трепыхались на ветру, словно белье на веревке. Мэделин объясняла Босху, что вывешивание такого флажка лучше, чем зажигание свечи в церкви, потому как эти лоскутики полощутся снаружи и символизируемые ими добрые намерения и пожелания разносятся ветром далеко и по всем направлениям.

Сейчас было не время вывешивать флажки. Дойдя до стоянки, они забрались в «мерседес» Суна и тронулись вниз, к району Ван Чаи. Гарри заметил, что одно из ответвлений дороги, по которой они ехали, приведет их прямиком к дому, где проживают Элеонор и Мэдди.

Он наклонился к сидящим впереди спутникам.

— Элеонор, давай сначала проедем мимо вашего дома.

— Зачем?

— Я забыл попросить тебя кое-что захватить. Паспорт Мэделин. И твой тоже.

— Зачем?

— Затем, что ее спасение — это только поддела. Я хочу, чтобы вы обе пожили в другом месте, пока все это не закончится.

— А как долго это продлится? — повернулась к нему Элеонор.

Босх явственно увидел в ее глазах обвинение. Ему хотелось избежать всех этих посторонних эмоций — сейчас в центре внимания должно быть спасение их дочери.

— Я не знаю, как долго. Просто давай возьмем паспорта, на тот случай если потом не будет времени.

Элеонор повернулась к Суну и стала резко что-то говорить ему по-китайски. Тот немедленно съехал на обочину и остановился. Потока машин за ними не было — для этого было слишком рано. Элеонор снова обратилась к Босху и решительно посмотрела ему в лицо.

— Хорошо, мы заедем за паспортами, — явно с трудом сдерживая эмоции, проговорила она. — Но если нам придется скрываться, то ни на минуту не воображай, что мы куда-то поедем вместе с тобой.

Босх кивнул. Ему было довольно и одной только этой уступки с ее стороны.

— Тогда, может, не помешает собрать пару сумок и уложить в багажник.

Она отвернулась, не удостоив его ответом. Тогда к ней повернулся Сун и заговорил по-китайски. Она ответила ему кивком, и они продолжили свой путь. Босху стало ясно, что она выполнит его просьбу.

Пятнадцать минут спустя Сун остановился перед двумя башнями-близнецами, прозванными местными «палочками для еды». Элеонор, не произнесшая за последние пятнадцать минут ни слова, решила протянуть пассажиру на заднем сиденье оливковую ветвь мира.

— Хочешь подняться со мной? Можешь сделать себе кофе, пока я буду собирать вещи. По-моему, кофе тебе не повредит.

— Кофе — это хорошо, но у нас нет вре…

— У меня растворимый.

— Тогда так и сделаем.

Сун остался в машине, а они направились к дому. «Палочки для еды» представляли собой две соединенные между собой башни овального сечения на горном склоне, возносившиеся над Хэппи-Вэлли на семьдесят три этажа. Это было самое высокое жилое здание во всем Гонконге — оно своего рода доминанта городского ландшафта. Элеонор и Мэделин переехали в эту квартиру шесть лет назад вскоре после прибытия в Гонконг из Лас-Вегаса.

Поднимаясь в скоростном лифте, Босх инстинктивно ухватился за поручень. Было неприятно осознавать, что под ногами лифтовая шахта в сорок четыре этажа глубиной.

Дверь лифта отворилась в маленький холл, ведущий к четырем квартирам, Элеонор отперла первую дверь направо.

— Кофе в шкафчике над мойкой. Я быстро.

— Хорошо. Хочешь чашечку?

— Нет, я выпила кофе в аэропорту.

Они вошли в квартиру, и Элеонор удалилась в спальню, а Босх прошел в кухню и стал готовить себе кофе. Он увидел кружку с надписью «Лучшая мама на свете» и выбрал ее. Кружка была расписана уже давно, и после многократного мытья в посудомоечной машине надпись изрядно поблекла.

Когда он вышел из кухни, прихлебывая бодрящий напиток, глазам его предстала живописная панорама. Квартира выходила окнами на запад, и из нее открывался потрясающий вид на Гонконг и гавань. Изредка бывая здесь, Босх не уставал любоваться этой картиной. Чаще же всего, приезжая сюда, он встречал свою дочь в вестибюле либо у школы после занятий.

Громадный белый круизный лайнер двигался через гавань в открытое море. Босх наблюдал за ним некоторое время, а потом увидел столь значимый для них логотип «Кэнон», размещенный на крыше здания в Цзюлуне. И это еще раз косвенно напомнило Гарри о его миссии. Босх двинулся по коридору на поиски Элеонор. Он нашел ее в спальне их дочери: плача, она собирала вещи в рюкзак.

— Не знаю я, что взять. Не представляю, сколько времени мы будем отсутствовать и что ей понадобится. Я даже не уверена, увидим ли мы ее когда-нибудь.

Плечи ее вздрагивали, и слезы текли по щекам. Босх положил руку ей на плечо, но женщина тотчас ее сбросила. Она не желала принимать от бывшего мужа никаких утешений. Резко застегнув молнию на рюкзаке, Элеонор вышла и унесла его с собой. Босх, оставшись в одиночестве, принялся оглядывать комнату.

Все горизонтальные поверхности здесь были заставлены подарками и сувенирами из поездок Мэдди в Лос-Анджелес и другие места. На стенах висели афиши фильмов и музыкальных групп. Столик в углу был завален шляпами, масками и переплетениями бус. Многочисленные мягкие игрушки, сохранившиеся с детских лет, сгрудились у подушек в изголовье кровати. Босху казалось, что, находясь в этой комнате без приглашения, он бесцеремонно вторгается в личный мир своей дочери.

На маленьком письменном столе стоял открытый ноутбук. Босх легонько ударил по клавише пробела, и через несколько мгновений экран ожил. В качестве «хранителя экрана» у дочери служило фото, сделанное в ее последний приезд в Лос-Анджелес: цепочка серфингистов, балансирующих на своих досках в ожидании очередной волны. Босх вспомнил, что тогда они ездили в Малибу, позавтракать в местечке под названием Мармелад, а потом наблюдали за серфингистами с ближайшего пляжа.

С компьютерной мышью соседствовала маленькая коробочка из резной кости. Она напомнила Босху резную рукоятку ножа, найденного им в сумке Чанга. У коробочки был такой вид, словно в ней предполагалось хранить что-то важное — например деньги. Он открыл ее и обнаружил там только резных нефритовых обезьянок на красном шнурке. Вынув эту причудливую гирлянду, Босх поднял ее повыше, чтобы рассмотреть. Она была не более двух дюймов длиной, и на конце ее имелось маленькое серебряное колечко, предназначенное, видимо, для того, чтобы можно было куда-то ее прикрепить.