Дину частенько приглашали к себе VIP-персоны, но до сегодняшнего дня как-то не задумывалась об этом. Никогда не завидовала дорогим шлюхам, прекрасно зная, насколько горек их хлеб. Но именно сегодня мне захотелось оказаться на месте Дины и поехать домой к человеку, на которого у меня прав куда больше, чем у неё. У меня от него ребёнок. Нам есть, что вспомнить, о чём поговорить. А с ней он будет только пить и трахаться, но этого мало. Для него, по крайней мере.

На Большую Полянку мы не повернули. После Серпуховской площади поехали по Житной. Насколько я помню, здесь находится Министерство внутренних дел, а также Центральный банк России.

Конечно же, любовники направляются в район Нового Арбата. Странно, почему не выбрали кратчайший маршрут до его дома – по Большой Полянке на Большой Каменный мост, через Боровицкую площадь. А там по Бульварному можно проехать до Арбата. Дине ли это не знать, она ведь живёт в тех краях. Впрочем, они ведь могут ехать совсем в другое место.

Интересно, хватит ли в моём баке бензина до конца преследования? Впрочем, вряд ли они поедут за город; и даже если это будет так, самой Дине придётся завернуть на заправку. Белого «мерса» поблизости не видно – скорее всего, нас никто не ведёт.

Получается, что в гостиницу «Варшава» они не свернут. Недавно мы с Озирским передавали письмо его польским родственникам, которые по приезде в Москву только там и останавливались. А потом мы с Андреем долго сидели в кафе «Шоколадница», говорили обо всём и ни о чём, ловили на себе завистливые взгляды из-за соседних столиков. Мужики засматривались на меня, бабы – на Андрея, но подойти и познакомиться никто не решился.

Впервые я обрадовалась, что дома у меня никого нет, а то нужно было бы ещё и о родственниках думать, как они там с ума сходят. А так я могу гонять по Москве хоть всю ночь…

На Крымском мосту мне всегда становилось тоскливо, потому что я вспоминала о первой своей страшной утрате. Мы с младшей сестрёнкой как раз через этот мост шли домой из парка имени Горького жарким июньским днём восемь лет назад. И не знали, что нас ждёт впереди; смеялись, лизали мороженое в виде факелов – такое тогда выдавали модные итальянские автоматы.

Когда поднялись к себе, увидели, что дверь нашей квартиры распахнута настежь. Мама стояла в приёме непричёсанная, чего раньше никогда не было, в полурасстёгнутом халате. К её застывшему лицу приклеилась безумная, жуткая улыбка. Сестра мамы Валентина Михайловна, гостившая тогда у нас, занималась с малышами.

А маме, казалось, было всё равно, что происходит в детской с мальчишками. Она ждала меня, старшую, четырнадцатилетнюю помощницу – хотела разделить со мной внезапно свалившееся на семью горе. Полчаса назад папа скончался на руках врача «скорой помощи», который, как ни старался, уже ничем не мог ему помочь.

Неизвестность выматывала душу, и больше всего на свете мне хотелось узнать, когда я наконец-то смогу вернуться к себе домой, принять ванну и упасть в постель. Только теперь я поняла, какое это на самом счастье. И я решила, что глупо ещё чего-то хотеть от жизни.

Парк Культуры остался позади и слева. Мы мчались по Зубовскому бульвару, и я обошла на приличной скорости троллейбус маршрута «Б», впервые встреченный на Земляном валу. Эмоций никаких не было, я только смотрела на «Пежо» и чувствовала, как хрустят шейные позвонки. Вокруг бесновалось, грохотало, пищало, мигало, рычало Садовое кольцо. Вместо фонарей я видела лишь светящиеся пятна. Дорожных знаков я в сгустившемся тумане вообще не замечала, но всё же не теряла Динину машину.

Я виновата в том, что нарушила принятые при осуществлении наружного наблюдения правила – бросилась в одиночку преследовать объект, никого не поставив в курс дела. И покаяться теперь смогу, если добьюсь какого-нибудь результата. В противном случае мне придётся положить на стол Озирского заявление об уходе из агентства, и после этого навсегда распрощаться с шефом, с ребятами. Я не оправдала их надежд, и поэтому потеряла право хоть изредка видеть их, говорить с ними, вспоминать о них…

* * *

Мидовская «высотка», как будто натёртая фосфором, миражом возникла на фоне мутного неба. Мы миновали Смоленскую площадь. Я гнала от себя сладкое искушение бросить всё и свернуть после Новинского бульвара к своему дому. Вряд ли с Диной и её другом что-то сегодня произойдёт, а я потеряю впустую ещё несколько часов драгоценного времени. Надо думать о себе, о дочери. В конце концов, и без агентства я не пропаду. Было бы здоровье, а вот сегодня его можно потерять – или надолго, или навсегда.

Около очередного светофора я включила автомагнитолу. Ярослав Евдокимов пел: «Вера, Вера, Вера, Вера, Верочка, губы твои слаще, чем конфеточка…» Блин, хорошо всяким козлам живётся, сосутся со своими Верочками, и не нужно им за преступниками по всей Москве гоняться. Никто от них ничего не требует. А мои нервы дрожат, как под током, и каждый мускул болит от сумасшедшего напряжения. Не свалиться бы мне, ведь скоро нужно ехать в Евпаторию за дочкой. А потом в садик её устраивать – тоже достаточно мороки…

Наконец-то мы свернули с Садового мимо Кудринской, бывшей площади Восстания. После раздолья Садового кольца здесь было скользко и противно. Громадина «высотки» навевала ощущение бренности всего живого, и шпиль её скрывался за низкими тучами.

Прожив весь свой век в этих краях, я даже не представляла, как трудно осуществлять преследование на Баррикадной улице, когда все автомобили включают фары. Какая-то поганая «Вольвочка» едва не поцарапала мне крыло, а вот Динин «Пежо» сумел от неё увернуться. Щурясь от слепящего света фар, я пробиралась между мокрыми сияющими автомобилями, забившими Баррикадную улицу. Из-за того, что Пресня располагалась на холмах, машину всё время тянуло назад. И я вслух молила неведомого Бога о том, чтобы этот кошмар наконец-то закончился. Но он продолжался.

По Красной Пресне мы не поехали. «Пежо» нырнул на Большую Грузинскую, взял курс на Тишинский рынок. Неужели Дина везёт своего друга к Галине? Вроде бы семейство Емельяновых должно быть дома. А, может, уехали на дачу? Ведь сейчас время сбора урожая, и огородники забывают обо всём, днюют и ночуют на грядках. А Дине с её спутником нужно где-то уединиться, и желательно не привлекая к себе навязчивого внимания посторонних, как это обычно бывает в гостиницах.

Мелькнуло за окном кафе «Рябинушка», проступил из тумана памятник Шота Руставели. Тишинка, магазин «Мужские сорочки», и вот – ура, финал! Фешенебельный отель «Москва-Палас» на Первой Тверской-Ямской. У Дины какая-то болезненная тяга к этой улице, но зачем было ехать вкруговую с Зацепы? Существует вполне приемлемый путь через Центр и Арбат. Впрочем, парочка просто захотела покататься, и не их вина в том, что я вынуждена была вести «Пежо» всё это время.

Спору нет, Дине с её другом только в «Паласе» и место. Там как раз помещался ресторан «Вена» с австрийской кухней. Я должна была в первую очередь продумать линию собственного поведения. Что делать – оставаться в машине и ждать их, пока поужинают и выйдут? Или немедленно извещать Чугунова и запрашивать помощь? Казалось, что я могу, не шевелясь, просидеть в машине хоть час, хоть три. Всё равно «Пежо» завели на стоянку, и мимо меня он ни в коем случае не проедет.