В те же годы он женился на образованной женщине — Антонине Алексеевне Титовой, которая не только окончила гимназию, но и поступила в Казанский университет. Она отправилась в Москву и нашла себе неплохую работу заведующей культотделом профсоюза химиков.

Вслед за ней в столицу приехал и Николай Иванович. И в ЦК обратили внимание на молодого партийца: через полгода, в феврале 1922-го, оргбюро ЦК отправило его секретарем обкома в Марийскую автономную область. На решении подпись секретаря ЦК Вячеслава Михайловича Молотова.

Историки тщетно пытаются понять, кто ворожил Ежову, кто включил его в партийную элиту, кто давал ему высокие партийные должности. Связи и знакомства, конечно, большое дело в карьере. Но в те времена ощущался очевидный голод на партийные кадры, не хватало элементарно грамотных людей для исполнения секретарских функций, каждый толковый человек был нужен. А Николай Иванович Ежов был толковым работником.

По мнению профессора Некрасова, Ежова отличали природная сметка и рабоче-крестьянский практический ум, чутье, умение ориентироваться. А позднее бесконечная преданность Сталину — не показная! Искренняя!

В марте 1922 года Ежов с женой поехали в Краснококшайск, который сейчас называется Йошкар-Ола. Жена Ежова возглавила бюро по истории партии при обкоме. Она, видимо, и написала за мужа несколько статей в областном журнале. Но работа в Краснококшайске у Ежова не сложилась. Он вел себя грубо, высокомерно, поссорился с местными работниками, и уже осенью ЦК его отозвал.

Неприятная история сошла Ежову с рук. Следующего назначения ему, правда, пришлось довольно долго ждать, но в марте 1923 года его рекомендовали секретарем Семипалатинского губернского комитета партии. Там у Ежова тоже не заладилось. Он переехал в Оренбург с понижением — на должность заведующего отделом обкома, а потом все же стал секретарем крайкома в Кзыл-Орде (этот город был тогда столицей Казахской АССР). Видимо, была в Ежове организаторская жилка.

Летом 1927 года его вызвали в Москву: заведующий организационно-распределительным отделом ЦК Иван Михайлович Москвин предложил ему должность инструктора. Этот низший в цековской иерархии пост стал для Ежова трамплином. На Старой площади Ежов понравился. Москвин вскоре сделал его своим помощником, а затем заместителем. Он приобрел славу человека, умеющего работать с людьми.

Тут уж Ежова стали сватать на разные должности — то секретарем Татарского обкома, то заместителем наркома земледелия по кадрам, куда его и направили в декабре 1929 года, накануне кампании коллективизации и раскулачивания.

Тогда же Ежов по-новому устроил свою жизнь. С Антониной Алексеевной Титовой разошелся — это и спасло ей жизнь, ее никто не тронул — и женился на женщине, с которой познакомился на Кавказе. Для Евгении Халютиной-Гладун, общительной и веселой женщины, это был третий брак.

В ноябре 1930 года Ежов был назначен заведующим распределительным отделом ЦК, то есть стал ведать всеми партийными кадрами страны. Заведующий этим важнейшим отделом подчинялся непосредственно Сталину. Москвина к тому времени из партийного аппарата убрали. Ежовский отдел вскоре переименовали в отдел руководящих партийных кадров.

При этом Ежов, судя по воспоминаниям, вел себя скромно, казался доступным и приятным человеком, держался весьма демократично, любил выпить и погулять, хорошо пел и сочинял стихи. Бухарин считал его человеком «доброй души». Потом Ежова будут называть «кровавым карликом».

Писатель Юрий Домбровский, который был в ссылке в Казахстане, писал, что среди его знакомых «не было ни одного, который сказал бы о Ежове плохо. Это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек».

ГЛАВНЫЙ ИНКВИЗИТОР

В 1933 году Николая Ивановича назначили председателем Центральной комиссии по чистке партии. На XVII съезде избрали заместителем председателя Комиссии партийного контроля, а вскоре он сменил Кагановича на посту председателя Комиссии партийного контроля.

24 ноября 1934 года Лиля Брик, в которую был влюблен Маяковский, отправила письмо Сталину. Она писала, что о Маяковском пытаюся забыть, а это несправедливо.

Сталин написал на письме резолюцию, адресованную Ежову: «Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти — преступление… Привлеките к делу Таля и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов».

Ежов тут же позвонил Лиле Брик в Ленинград: не может ли она приехать в Москву?

— Четвертого буду в Москве.

— Нельзя ли раньше?

Лиля взяла билет и приехала днем раньше. Ежов принял ее незамедлительно:

— Почему вы раньше не писали в ЦК? Я Маяковского люблю, но как гнусно его издают, на какой бумаге.

— На это-то я и жалуюсь, — сказала Лиля Брик.

Сталин попросил заняться этим делом именно Ежова, потому что точно знал: Николай Иванович сделает все мыслимое и немыслимое. И Ежов не подвел: принятых им решений о почитании Маяковского хватило до самой перестройки.

В перестроечные годы был опубликован интереснейший дневник бывшего партийного работника профессора Александра Григорьевича Соловьева, который в середине 30-х работал в Институте мирового хозяйства и мировой политики. Институтом руководил академик Евгений Варга, уважаемый даже партийным руководством.

В марте 1935 года Соловьев спросил у заведующего отделом науки ЦК Карла Яновича Баумана, «что за причина такого быстрого выдвижения Ежова, ведь до недавнего времени совсем не было известно его имя. Бауман улыбнулся, говорит: он показывает себя очень твердым человеком с огромным нюхом. За него горой Каганович. Очень доверяет и т. Сталин».

Ежов, став главным партийным инквизитором, взялся и за институт Варги. Ему повсюду виделись враги.

На совещании у секретаря ЦК Жданова Ежов насмешливо спросил у академика Варги, «почему в таком квалифицированном аппарате свободно гнездились и, наверное, гнездятся враги народа. Он сказал, что не доверяет политэмигрантам и побывавшим за границей… Ежов добавил, что т. Сталин учит: бдительность требует обязательного выявления антипартийных и враждебных элементов и очищает от них».

Руководителей института вызвали в НКВД, сказали, что чекисты считают институт засоренным чужими людьми. Академик Варга запротестовал. Тогда его повели к Ежову, сказав ему, что Варга считает НКВД помехой в работе.

«Ежов рассердился, сказав, что мы забываем призывы великого вождя и учителя гениального Сталина к высокой бдительности… Среди сотрудников — эмигрантов и бывших за границей, — наверное, имеются завербованные американской, английской, французской и другими контрразведками и агенты фашистского гестапо. Ежов приказал немедленно представить на каждого всестороннюю характеристику и особый список близко соприкасавшихся с Зиновьевым, Каменевым, Сафаровым, Радеком, Бухариным…»

Руководство академического института пыталось отстоять свое право заниматься своим непосредственным делом. Академик Варга не понимал, что наступают новые времена, что предстоит тотальная чистка и именно поэтому на первые роли выдвинут Николай Иванович Ежов.