Всё это мероприятие невольно напомнило мне тот самый первый Нью-Йоркский кинофестиваль артхаусного кино, на котором мне довелось присутствовать. Конечно, тот фестиваль был куда менее крупным событием, там было не так много прессы, и фанатская толпа, конечно, ни в какое сравнение не шла с собравшейся здесь. Теперь всё было иначе.

Как и сулила мне когда-то Бет, съемки «Миражей» вызвали настоящий ажиотаж. У книг этих была масса поклонников, экранизации ждали несколько лет, вокруг съёмок ходило множество слухов. Дон в интервью умело подпускал туману и постоянно сменял площадки, чтобы к ним не подкрались любопытствующие фанаты. Съёмки еще даже не начались, всего лишь были объявлены утверждённые на главные роли актёры, а на меня уже посыпались звонки журналистов. Я тогда совершенно растерялась, но ушлая Бет, с самого начала рассчитавшая такой поворот, тут же отыскала для меня пресс-секретаря, пиар-менеджера и других профессионалов, отныне занимавшихся этими вопросами.

Все вместе они, под руководством Бет, разработали для меня легенду, которой и потчевали папарацци. Легенда эта не сильно отличалась от действительности. Её лишь немного романтизировали и приукрасили. Факты моей биографии ложились в неё почти идеально. Журналистам сообщили, что я родилась на берегу океана, в далёкой российской глубинке. Я подозревала, что все они довольно смутно представляют себе, где находится Владивосток, и воображают некий сказочный суровый край. Ясное дело, ни о Грише, ни о тёте Инге в этой романтичной легенде не было сказано ни слова.

За прошедшие два года в моей жизни появились атрибуты известности, которые когда-то и предсказывала мне Бет. Интервью, фотосессии, официальные мероприятия, пропустить которые было нельзя. Появились и поклонники, писавшие мне сообщения в гостевую книгу моего личного сайта. Да, у меня же теперь появился личный сайт! Для этой цели Бет тоже наняла специального человека, который занимался контентом и отвечал на письма. Но часть из них до меня все же доходила. Нашлись и люди, по какой-то непонятной причине яростно меня ненавидевшие. Они считали, что я испортила образ Миры, опошлила книжную героиню, возмущались, что на роль американки Миры взяли русскую по происхождению актрису и т. д. Первые такие письма произвели на меня ужасное впечатление, я даже хотела отказаться от проекта, но Бет убедила меня, что так и должно быть.

– Это значит, ты хорошо делаешь свою работу, – отрезала она.

Со временем я перестала так остро реагировать на критику. Но Бет все же требовала, чтобы я отслеживала хотя бы статистику доброжелательных и негативных сообщений. По её соображениям, это было важно.

Иногда мне становилось интересно, что думает обо мне теперь тётя Инга. Наверное, локти кусает, что не смогла потащиться тогда в Америку вместе со мной.

Я могла искренне сказать, что не испытываю никакого трепета, видя свои фотографии в журналах и на страницах электронных СМИ. Всю свою жизнь я, как могла, избегала публичности. Какая ирония, что в конце концов моей профессией стала именно та, где публичность была само собой разумеющейся. Однако же были в ней и другие стороны, приносившие мне настоящее удовольствие и удовлетворение. Это была возможность перевоплощаться. Возможность познать странный, незнакомый мне раньше восторг творчества, созидания, способности вжиться в другого человека и поделиться со зрителями своими эмоциями. Это было и ощущение сопричастности большому делу. И Дон Каллиган, и Тэд, и Мерил Джейсон – автор «Миражей», с которой я познакомилась перед съемками, – все они оказались удивительными, яркими личностями, работать с которыми было наслаждением.

Однажды я совершенно перестала замечать камеру на площадке. Перестала думать о том, как мне лучше передать мысли и чувства Миры. Я просто сама стала Мирой, вжилась в этот образ, слилась с ним и дальше уже действовала легко и свободно, по внутреннему наитию. Возможно, именно эту способность когда-то и разглядела во мне Бет.

В один из дней съёмок на площадку приехала Мерил Джейсон. Я поначалу немного нервничала, опасаясь играть перед автором «Миражей». Но после заветного слова «Мотор!», как всегда, просто забыла о камере, забыла о том, что мы снимаем кино, и на несколько минут стала Мирой.

Дон скомандовал:

– Стоп!

Я вышла из кадра, обернулась и вдруг увидела, что Мерил украдкой вытирает глаза бумажным носовым платком. Чуть позже, в конце съёмочного дня, она подошла ко мне и сжала мою руку.

– Рада, спасибо! – произнесла она. – Спасибо за то, что стала моей Мирой. Спасибо, что показала именно то, что я написала. Я не думала, что такое возможно.

И эти слова стали для меня важнее, чем исступленные признания поклонников и даже похвала Дона.

Наверное, можно было сказать, что я за эти годы прижилась в Америке. Теперь, когда мне исполнился двадцать один год, я не нуждалась в опеке, и мои отношения с приёмной семьёй сошли на нет. Впрочем, мы и раньше виделись с ними только от случая к случаю, для поддержания легенды. Теперь у меня была своя квартира – гораздо более просторная и комфортабельная, чем моё первое жилище. Расположена она была в престижном районе Лос-Анджелеса, в высоченном небоскребе, откуда открывался вид на никогда не спящую набережную и океан. Я все-таки научилась управлять автомобилем, но Бет требовала, чтобы меня возил шофёр. Сама я садилась за руль только в крайних случаях.

На каком-то отрезке пройденного мною пути, незаметно для себя, я вдруг осознала, что стала актрисой. Я как будто заболела этой чудесной возможностью становиться другим человеком и завораживать зрителя его судьбой. Так этот мир – мир кино, творчества – стал моим.

На родину я не звонила. Да и с кем мне было общаться, с Ингой? Та наверняка всё ещё лопалась от злобы из-за того, что я ускользнула из её рук. Гришиной маме? Мне слишком тяжело было бы с ней разговаривать после всего, что случилось. Связь я поддерживала только с Ваней, иногда отправляя ему посылки с игрушками и новыми вещами. Я не знала, как сильно он вырос, а потому брала размер одежды наугад. Но очень надеялась, что ему всё подойдёт и что Инга не продаст эти нехитрые подарки на барахолке. Ванька был единственный, по кому я тосковала.

Однажды, разбирая очередную порцию писем, Бет вдруг сунула мне какой-то конверт, заметив:

– О, это может быть тебе интересно.

Я с удивлением взглянула на криво нацарапанный пляшущими буквами адрес её офиса, а затем заметила обратный: «Россия, поселок Владимирское, улица Красногвардейская…» – и только тут поняла, что письмо было от Ваньки. Ну конечно, ведь посылки я всегда отправляла из офиса Бет, чтобы милая тётушка не узнала моего домашнего адреса.

Я поспешно разорвала конверт и развернула тоненький листок бумаги, исписанный корявым детским почерком. На секунду мне показалось, что я даже чувствую исходящий от него запах – затхлый запах квартиры. К горлу подкатила дурнота. Я на секунду зажмурилась и, лишь справившись с собой, смогла снова взглянуть на письмо.

«Привет, Рада! – писал мой младший братик. – Как твои дела? Я живу хорошо, только очень скучаю по тебе. Я сейчас уже во втором классе. В школе у меня много друзей. Виталик вернулся из армии и скоро женится на одной девчонке из посёлка. Её зовут Катя. Она хорошая, один раз дала мне леденец. И вообще добрая. А Славка теперь в тюрьме. Они с ребятами залезли ночью в стекляшку и украли деньги из кассы. Но мама говорит, это неправда, не ходил он туда, дома был. А я знаю, что дома его в ту ночь не было, но маме не говорю, а то ругаться будет. Спасибо за машинку, которую ты прислала мне на Новый год. Я в неё играю, никому не даю. А то пацаны ещё сломают. Рада, а когда ты вернёшься? Приезжай скорее! Обнимаю, твой брат Ваня».