На кухне за столом обедал хозяин. Появление Честити его ничуть не порадовало.

— Сэр, наши постояльцы обычно пользуются звонком. Для того он и существует!

По дороге девушка лихорадочно сочиняла правдоподобную историю, которая могла и разжалобить, и как-то объяснить, как она оказалась в обществе офицера. Она адресовала хозяину простодушную улыбку.

— Добрый господин, я попал в беду и нуждаюсь в вашем участии и снисхождении! С детства я бредил армией, но мой отец, стряпчий, и слышать об этом не хотел, поэтому мне пришлось бежать из дому. Я вижу Божий промысел в том, что мне повстречался капитан Маллорен. Он обещал записать меня в свой полк, но теперь, когда все повернулось к лучшему, отец приехал в Мейденхед по делам, и мы столкнулись на улице! Что мне делать, добрый господин? Если отец устроит капитану сцену, я не переживу такого позора, и тогда мне не бывать в полку! Позвольте где-нибудь укрыться и переждать!

— Хм! — Хозяин с минуту изучал монету, потом сунул в карман. — До чего мы дожили! Бывало, для отца было честью отправить сына на военную службу. Куда катится этот мир? Конечно, я помогу тебе, парень. Иди поболтайся на конюшне, а когда вернется капитан, я ему все передам.

Честити расплылась до ушей, как и следует благодарному подростку, и отправилась на конюшню. На заднем дворе стояла чья-то готовая к выезду карета, и только. У стойл было пусто. Туда она и направилась, но стоило переступить порог, как сзади навалились, одна рука зажала рот, а другая зашарила в паху. Впрочем, она тотчас отдернулась, точно обожженная. Самым разумным было разыграть возмущение, что Честити и сделала.

— Что вам взбрело на ум, негодяи?!

Двое (к счастью, незнакомые) сконфуженно переглянулись.

— Ты уж прости, паренек, — сказал один, — и ничего такого не думай. Мы ищем переодетую девицу.

— Что-о? — протянула Честити, подбоченившись и принимая оскорбленный вид. — Уж не хотите ли вы сказать, что я похож на переодетую девицу?

— Да ничуть, но мы-то смотрели со спины… Да не ори ты так, Бога ради! Еще спугнешь ее!

— Было бы кого! Я тут никаких переодетых девиц не видел.

Девушка взяла ведро, зачерпнула из кадки и начала лить воду в поилку ближайшего пустого стойла. При этом ее трясло с головы до ног, а сердце замирало от ужаса при мысли, что еще вчера одно лишь прикосновение к паху могло стоить свободы. Хотелось бежать куда глаза глядят, однако она заставила себя вернуться к кадке за водой и даже наградить тех двоих неприязненным взглядом. На конюшне все было в порядке, заняться особенно нечем, а праздное шатание могло показаться подозрительным. Честити решила выйти на улицу.

Наступило обеденное время, народу вокруг поубавилось. Теперь она была больше на виду. Куда пойти? В церковь! Девушка направилась туда, где виднелся шпиль, пытаясь не спешить и время от времени останавливаясь, чтобы оглядеть витрину, а заодно проверить, нет ли погони.

Рука сграбастала ее за шиворот, когда она тупо таращилась на фарфоровый сервиз.

— Чтоб тебе сгореть в аду, Честити! Когда отец мне сказал, я не мог поверить!

Стекло отразило разъяренное лицо Форта…

Ворог сдавил шею, но, к счастью, Форт не терпел публичных сцен, а потому скоро выпустил Честити. Впрочем, он не дал ей и шанса броситься наутек, крепко ухватив за руку.

— Идем!

Вырываться и звать на помощь было бесполезно: Форт мог сказать, что случайно наткнулся на своего беглого лакея или грума. Джентльмен в этом случае имел все права. Как ни пугала девушку перспектива предстать перед отцом, она позволила брату тащить ее по главной улице Мейденхеда.

Невольно озираясь в поисках Сина, она не сразу вспомнила, что нужно, наоборот, держаться от него подальше и всеми силами избегать упоминания о его участии в их авантюре. Если не он, кто позаботится о Верити?

Вот если бы привлечь на свою сторону Форта! Честити украдкой бросила взгляд на профиль брата. Нет, это неподходящий момент — он слишком рассержен. И немудрено. Форт поступал всю жизнь в строгом соответствии со светскими правилами и условностями. Каково ему обнаружить, что сестра шатается по Англии не просто в мужском платье, но в одежде простолюдина! Разве ему объяснишь, что всему виной отец? Граф Уолгрейв просто не может допустить ошибку, недаром его прозвали Непогрешимым.

Девушке вспомнились прошедшая ночь и небрежная доброта брата. Если Форт в принципе способен на понимание, возможно, он поймет и ее… нет, только не в этом случае!

— Куда ты меня тащишь? — робко спросила Честити, когда они повернули в какой-то переулок.

— Отец снял здесь дом.

При слове «отец» она едва не вырвалась. Форт с проклятием перехватил ее покрепче.

— Отпусти меня! Ну, пожалуйста!

— Куда? К очередному любовнику? Я вижу, роль потаскушки пришлась тебе по душе, иначе зачем рядиться в мужское? Ведь это для того, чтобы можно было без помех обделывать свои гнусные делишки!

Честити и не подумала протестовать. Ее то и дело обвиняли, и всегда ложно, но на этот раз Форт попал в точку. Рвалась вот именно к любовнику и, если уж на то пошло, как раз этой ночью вела себя как потаскушка.

— Я вернусь к няне.

— Разумеется, ты вернешься туда! Отец лично за этим присмотрит… если только он не придумал более сурового наказания.

— Форт, к чему все это? Раз моя репутация все равно погублена, зачем держать меня взаперти? Почему просто не забыть обо мне, словно меня и не было?

— Почему? Почему?! — Брат схватил ее за плечи и яростно встряхнул. — Потому, черт возьми, что ты носишь имя Уэров! Ты и теперь притча во языцех, а если дать тебе волю, ты опозоришь нас так, что стыдно будет выйти на люди! Уж лучше видеть тебя в гробу!

Путь на Голгофу продолжался. Наконец Форт отворил кованую арочную дверь, и они оказались во внутреннем дворике среди четырех зданий. На них лежала печать запустения. Что бы здесь ни произошло, никто бы не заметил. Честити сделала последнюю попытку тронуть сердце брата.

— Нет, я не хочу туда! Ты не знаешь, каким может быть отец!

— Почему это я не знаю? Надеюсь, он тебя проучит, и как следует.

На стук отворил Джордж Линдли. Увидев его круглое и блестящее от испарины лицо, девушка простилась с надеждой. Официально Линдли числился секретарем графа Уолгрейва, на деле же был его прихвостнем и редкостным подлецом.

— Ах, хвала Господу, одна блудная дочь вернулась домой!

Глаза его оставались холодными и непроницаемыми, но губы непрерывно и елейно улыбались. Благодаря этому Линдли прослыл учтивым, хотя это была всего-навсего привычная гримаса. Больше всего на свете этот человек обожал мучить и смотреть на чужие страдания. Именно он держал Честити во время избиения, и она сильно подозревала, что никакая пытка не обходится без его участия. Такой ход мысли навевал леденящий страх.