шериф этого города, если ты не знал. Слышал, что ты репортёр с какого-то там издания. Мне на это наплевать, парень. Будешь вести себя паинькой и всё будет норм. А станешь вынюхивать и копать под меня, у тебя появятся проблемы. Надеюсь, мы хорошо поняли друг друга?

– Думаю что да.

– Ну, тогда передавай от меня привет Никитишне, – сказал он, влез в свой старый рыдван, который покачиваясь из стороны в сторону развернулся и укатил.

Глеб повернулся к детской площадке, там одиноко покачивались пустые качели.

8.

Этим вечером в гости к Никитичне наведался Петрович с бутылкой водки. С третьего этажа спустился Степан Степанович с закатками. Сиренин достал из рюкзака несколько консерв и фляжку с армянским коньяком. Никитична нарезала на стол колбасу, хлеб и до красна натопила буржуйку.

Через несколько часов в комнате можно было топор вешать от выкуренных сигарет Петровича. Вначале старики расспрашивали Глеба, как живёт страна, что сейчас происходит в мире. Но то ли Сиренин был плохим рассказчиком, то ли их интерес быстро угас к данной теме, так как вскоре они окунулись в своё советское прошлое. Кто за кого вышел замуж, у кого кем стали дети, кто куда разъехался. Петрович торжественно зачитал свежее письмо от сына, который жил с семьёй во Владивостоке. Из их разговора, Глеб узнал, что дочка Никитичны присылала матери поздравительные открытки к праздникам, да иногда небольшую сумму денег. А у Степановича родственники жили в Намыре, которые несколько раз в году его навещают.

В своё время эти старики отказались уезжать на чужбину. Никто из них не захотел покидать Северотожск, который они отстраивали по кирпичику.

Потом Степан Степанович принялся рассказывать анекдоты, а ближе к полуночи гости разошлись.

– Мария Никитична! А кто из молодых живёт в городе? – спросил Глеб.

– У нас молодёжи нет, всем за пятьдесят, – ответила хозяйка.

– А я вот девушку встретил, у пятиэтажек…

– У нас всякое может померещиться… – отозвалась Никитична.

– Да нет, я серьёзно, – сказал Сиренин, – сейчас я вам покажу её фото.

Он направился в свою комнату и принёс оттуда фотоаппарат. Затем сел на диван, включил мини-экран и принялся пролистывать снимки. Ага, вот! Стоп!

Удивительно, но на снимках, на которых должна быть запечатлена девушка, никого не было.

– Ну, Глебушка, отыскал свою красну девицу? – спросила из кухни хозяйка.

– Вы были правы Никитична, показалось…

– Ничего милок, у нас тут такое часто случается…

– Ладно, спокойной ночи!

Глеб встал, забрал свою наполовину пустую фляжку со стола и побрел в свою комнату. Он проснулся от знакомого скрипа проржавевших качелей. Этот звук беспрепятственно разносился в тишине ночного города. Сиренин тотчас вспомнил про Катю. Но это же полный бред! Не будет же она кататься на качелях посреди ночи? Хотя в этом более чем странном городке всё может быть. Он поднялся, нащупал на табуретке металлическую фляжку и сделал из неё несколько больших глотков. Жгучий напиток быстро принёс телу тепло и смелость душе. Эх, была, не была… Глеб чиркнул спичкой по коробку, зажёг свечку, по-солдатски быстро оделся, и как можно тише прошмыгнул мимо спящей хозяйки и вынырнул в коридор.

На улице пронизывающий ветер обдал Сиренина своим морозным дыханием. Глеб поёжился и вытащил из-за пазухи фляжку с коньяком. Только после того, как тепло вновь разлилось по организму, журналист осторожно ступая по потрескивающей грязи направился во мрак, откуда слышался скрип качель. Вскоре, его глаза привыкли к темноте и он стал различать очертания зданий и деревьев. Когда Глеб вышел к детской площадке, скрип прекратился. Сиренин остановился, вглядываясь в тьму, но там никого не было видно. В этот момент его пробила какая-то непроизвольная дрожь, реакция на холод, а может и на то, что притаилось в этой непроглядной мгле.

Вдруг в одном из крайних окон последнего этажа ближайшей к нему пятиэтажки зажёгся слабый свет и там промелькнула чья-то тень. Это было более чем странно. Никитична говорила, что ни один из оставшихся жителей не живёт теперь в пятиэтажных домах и все они пусты. Глеб медленно двинулся вперёд. Он зашёл в тёмную пасть крайнего подъезда и осторожно стал подниматься по лестнице, одной рукой держась за перила. Сиренин ступал как можно тише, но всё равно его присутствие выдавала шуршащая под ногами опавшая штукатурка. Наконец, тяжело дыша, Глеб добрался до площадки пятого этажа. Из пустого дверного проёма одной из квартир лился тусклый желтоватый свет. Сиренин встал и прислушался. В одной из комнат кто-то шаркал по полу и что-то бубнил себе под нос. Журналист привстал на цыпочки и крадучись вошёл в прихожую.

Свет шёл из большой центральной комнаты. Глеб тихонько заглянул внутрь. На подоконнике расколоченного окна стояла свеча, пламя которой постоянно металось от задувавшего через разбитое стекло ветра. У одной из стен комнат стояла босая старуха в ночной рубашке. Она что-то бормотала себе под нос и выводила куском угля на стене портрет какой-то девушки. Старуха рисовала как профессиональный художник. На рисунке стали появляться знакомые черты. И вдруг Сиренина осенило, на стене было нарисовано лицо Кати!

Глеб осторожно подался назад, но вдруг под его ногами раздался предательский хруст. Старуха резко повернула свою голову в его сторону и осклабилась беззубым ртом.

– Покатаемся? – спросила она и жутко расхохоталась.

Сиренин в ужасе отпрянул от двери, чуть не ударился в темноте о дверной проём и перепрыгивая через две-три ступеньки принялся в лихорадочной спешке спускаться по лестнице. Старушечий смех сменился девичьим. Глеб пулей вылетел из подъезда и, не оглядываясь, помчался к своему дому.

9.

– Спит ещё. Ходил ночью куда-то…

– Ну, хорошо, попозже заеду.

Солнечные лучи пробивались через мутное двойное стекло комнаты и падали прямо на подушку. Глеб неохотно поднялся, немного болела голова и хотелось пить. В комнату вошла Никитична со стаканом в руке.

– Доброе утро соня. Огуречный рассольчик попей, – сказал хозяйка и протянула своему жильцу стакан с рассолом, на поверхности которого плавала укропная веточка.

Журналист поблагодарил и залпом осушил стакан.

– А кто это приходил? – хрипло осведомился Сиренин.

– Да, Петрович, кто ж ещё? Ты же сам вчера просил его шахту показать… – Ах да. Совсем вылетело из головы.

– Через пару часов он заедет за тобой…

Петрович так и не заехал. К обеду на улице стало совсем тепло и Глеб решил отправиться к шахте один. Он спросил у Никитичны как добраться до неё и вышел из дома, прихватив с собой пару бутербродов и флягу с кофе.

Город накрыло бархатное тёплое одеяло запоздалого бабьего