Он говорил так, как будто Игнат уже кого-то убил. Можно подумать, он уже состоялся, как злостный душегуб.

Как будто плотина в душе обрушилась. Вся накопившаяся злость мутным потоком обрушилась на физрука.

– Да пошел ты, козел!

– Что ты сказал? – взъярился Дольцев.

– Что слышал!

С гордым видом Игнат направился к выходу из зала. Но взбесившийся физрук нагнал его, схватил за плечо, развернул к себе лицом.

– Я спрашиваю, что ты сказал? – с пеной у рта спросил он.

– Прочисти уши, то и сказал...

Игнат сбросил руку с плеча и продолжал было свой путь. Но сильный толчок в спину впечатал его в дверь.

Это было уже слишком. Игнат повернулся к учителю и бросился на него.

У Дольцева радостно заблестели глаза. Еще бы, у него появилась возможность на законном основании навешать строптивцу горячих трендюлей. Он был на все сто уверен, что справится с Игнатом одной левой. И поплатился за свою самоуверенность.

Игнат бросился ему в ноги. Плечом зафиксировал коленные суставы, руками со всей силы дернул физрука за лодыжки.

Дольцев падал на пол как бревно. Он больно ударился головой. Попробовал подняться, но перед глазами все плыло как при хорошем нокауте.

Игната вызвали к директору школы. Он думал, что Сергей Валентинович сожрет его с потрохами. Но тот сначала внимательно и спокойно выслушал его объяснения. Сказал, покачивая головой:

– Денис Андреевич был в корне неправ. Он не должен был так себя вести. С ним я разберусь лично. Но и ты, Бурлаков, был неправ. Ты не должен был бросаться на учителя с кулаками. Ты хоть понимаешь, что ты был неправ?

– Понимаю, – угрюмо вздохнул Игнат.

– Что еще скажешь в свое оправдание?

– Этого больше не повторится.

– А если повторится?.. Насколько я понял, вы, молодой человек, не умеете контролировать свои действия. Наброситься на учителя с кулаками... И отца в школу не вызовешь, – язвительно усмехнулся Сергей Валентинович. – Как он там, в тюрьме?

– Плохо, – исподлобья глянул на директора Игнат.

– Понятное дело, что плохо. Кому в тюрьме хорошо? И ты мотай на ус, что в тюрьму лучше не попадать ни за какие коврижки!

Как будто кто-то предлагает Игнату коврижки ради того, чтобы он сел в тюрьму.

Игната ни на педсовет не вызвали, ни, тем более, на комиссию по делам несовершеннолетних. Но случилось самое гадкое из всего, что могло быть. Учителя, как сговорившись, перешли к открытой травле.

Это началось на уроке химии. Татьяна Викторовна с важным видом вошла в класс, глянула на учеников поверх очков. Взгляд остановился на Игнате. Лицо исказила гневная гримаса.

– Бурлаков, ты здесь? – возмущенно спросила она.

– Здесь. А что? – удивился он.

– Если ты здесь, то я отказываюсь вести урок. Не хватало еще того, чтобы ты набросился на меня с кулаками!

Химичка ушла, хлопнув дверью.

На уроке физики все повторилось. Учительница отказалась вести урок, потому что якобы боялась Игната.

Травля продолжалось. Учителя все как один отказывались вести уроки. Посыпались протесты родителей. Виноватыми оказались не учителя, а Игнат. Оказывается, своим поведением он позорит честь школы и разлагающе влияет на подрастающее поколение. Было высказано требование избавить школу от его присутствия.

В конце концов Игнат сломался. Избавил себя от присутствия школы. А ведь до экзаменов и свидетельства о восьмилетнем образовании оставалось всего ничего.

2

Игнат всегда с нетерпением ждал лета. Пора каникул, пацанячья вольница от рассвета до заката. Но в этот раз лето принесло ему одни неприятности.

Убийство Марины расследовали недолго. Ни к чему было тянуть резину, если подследственный полностью признал свою вину. В июле состоялся суд, и отцу зачитали приговор. Поскольку было установлено, что действовал он в состоянии аффекта, с учетом всех смягчающих обстоятельств он получил восемь лет общего режима. Мог бы и высшую меру схлопотать.

Отца ждал этап на зону. Игнат страдал. Но слез не ронял. Слезами отцу не поможешь.

Зато баба Леся плакала навзрыд. Всю ночь. Успокоилась только утром. Хотела подняться с постели, чтобы приготовить внуку завтрак, но не смогла пройти и двух шагов. Покачнулась, хватаясь рукой за спинку кровати, осела на пол. Успела позвать Игната и потеряла сознание.

«Скорая помощь» увезла ее в больницу с диагнозом – инсульт. Врачи повода для надежды не подавали. Но баба Леся все же выкарабкалась с того света. Ожила. Со временем к ней вернулась речь. И даже подвижность. Сначала вернулась функция правой руки, затем левой. Но вот нижняя часть тела осталась парализованной.

Игнат ухаживал за ней как за маленьким ребенком – менял и стирал пеленки, готовил есть, убирал в квартире.

К зиме бабушка окрепла. Наловчилась перебираться с кровати на коляску и обратно. От Игната требовался минимальный уход.

И еще от него требовались деньги. Вся бабушкина пенсия уходила на лекарства, а нужно было не только лечиться, но еще что-то есть. Он продал столовое серебро и выручил за это кое-какие деньги.

А в начале декабря новая напасть. К ним в квартиру пришли представители горисполкома. Игнат решил, что им на дом принесли социальное пособие для больной бабушки. Но, как оказалось, чиновники явились с постановлением о выселении.

Эту квартиру отец получил от завода, значит, она государственная. Бабушка прописана в своем доме. Игнат несовершеннолетний, поэтому никаких прав на квартиру не имеет. На этом настаивал инспектор.

– Но а где мне жить? – спросил Игнат.

– Насколько нам известно, у твоей бабушки имеется жилплощадь, – невозмутимо ответствовал инспектор.

– А вы видели эту жилплощадь? Там же ни воды, ни газа. Там жить невозможно!

– Ваша бабушка всю жизнь прожила в этом доме. И ничего...

– Моя бабушка – больной человек. Она парализована. Вы понимаете, парализована!

Это какая-то ошибка. Сейчас он все объяснит, чиновник все поймет. Но увы...

– Бабушку мы отправим в дом престарелых...

Игната покорежил цинизм, с которым были сказаны эти слова. И произнес их представитель советской власти – самой гуманной и справедливой в мире!

– А как же я? – возмущенно спросил Игнат.

– А тебя отправим в детский дом. Там тебе будет хорошо.

Чиновник разговаривал с ним, как с малым дитем. И, похоже, всерьез надеялся на взаимопонимание.

– Но я не хочу в детдом! – с ненавистью смотрел на него Игнат. – И бабушку в дом престарелых я не отдам!