Ангерран покачал головой.

Король Эдуард любезен и гостеприимен, хотя они всего лишь его пленники, как верно заметила леди Сесилия, и кодекс чести требует, чтобы они вели себя согласно правилам, которые все, сказать по правде, скорее притворяются, что соблюдают, чем действительно соблюдают. Марка это возмущало.

– Как у тебя это получается? Как ты можешь быть таким галантным с врагами?

Возможно, де Куси уже привык, ведь он здесь уже три года.

– Лучше со всеми ладить, если позволяют обстоятельства.

– И прежде всего с женщинами?

– Да, с женщинами прежде всего, – рассмеялся де Куси.

Как ему так виртуозно удается скрывать качества храброго воина и превращаться в куртуазного кавалера? И почему ему, Марку, невыносимо сложно это сделать? Как говорится, рыцарь делает что захочет, а свод правил подмигивает ему и улыбается.

Ангерран понизил голос:

– Иногда тонкий маневр позволяет добиться того, что не принесет лобовая атака.

– Что это значит?

Хитрая улыбка де Куси подсказывала, что у него появился план.

– Если мне удастся… подружиться с леди Изабеллой, то она сможет убедить отца вернуть мне мои земли.

Марк часто слышал, как он говорил о потерянных землях, но никогда не бывал в местах со странными названиями Камберленд и Вэстморленд. Лишь знал, что они где-то на севере, рядом с Шотландией, куда прабабушка де Куси уехала в качестве невесты. Владения были конфискованы несколько лет назад в пользу английской короны.

– Зачем королю Эдуарду возвращать поместья заложнику?

Де Куси прищурился и улыбнулся:

– И как мне узнать, если не попробовать? У нас бездна времени. Мне говорили, что принцесса любит устраивать развлечения для близкого круга. Приятнее проводить вечера вот так, чем любоваться на каменные стены башни, верно?

Де Куси, видимо, считает себя здесь гостем, а не пленником.

– Я не желаю веселиться при дворе.

– Даже с красавицей-графиней?

– Особенно с ней.

Однако он непроизвольно обвел взглядом зал и нашел бархатный лиловый наряд. Эта женщина будила в нем чувства, в сочетании весьма опасные – гнев и страсть. Одно из них явно лишнее.

Марк повернулся спиной к гостям:

– Я не подходящий для тебя компаньон, к тому же он вообще тебе не нужен.

– Сегодня нет, но скоро время настанет. И тогда я попрошу… – Де Куси многозначительно приподнял бровь.

Сделать что? То, что диктует честь? Долг? Немногим больше, чем пустые слова. Но преданность и верность… Без них рыцарь не может быть рыцарем.

– Если я тебе понадоблюсь, только скажи.

– А теперь пойдем. – Ангерран положил руку на плечо товарища и развернул его. – Пей. Веселись. Танцуй. Заводи друзей.

– Предоставляю это тебе, мой друг.

Де Куси рассмеялся и махнул рукой, удаляясь именно с этой целью. Он шел по залу, кивая, улыбаясь, будто был дома, в Шато-де-Куси.

А почему бы и нет? Де Куси и остальные заложники были уверены, что однажды выкуп будет заплачен и они вернутся в свои замки, где будут так же танцевать и веселиться.

Только не Марк.

Ему было обещано, что к Пасхе пришлют деньги или других заложников, таким образом, он останется в Англии шесть месяцев или даже меньше. Однако человек, с которым он говорил, все время прятал взгляд да и сроки и цифры называл неуверенно.

Зачем он сюда приехал? Из чувства долга? Увидеть друга, который провел здесь долгих три года? Или из глупого стремления остаться верным кодексу чести?

Из всех собравшихся сегодня в Вестминстер-холле людей лишь состояние леди Лосфорд соответствовало его собственному.

На следующий день Сесилия случайно встретила Гилберта в церкви, он шел, прихрамывая. Она хотела извиниться за то, что смеялась тогда с Изабеллой, но Гилберт опередил ее.

– Прости, что не смог оправдать твое доверие, – произнес он, когда они вместе шли из аббатства во дворец. Даже в минуты отчаяния он вел себя как настоящий рыцарь, испытывая стыд не за унижение, а за то, что разочаровал даму.

– Это не твоя вина, а де Марселя, – успокоила его Сесилия. – Никогда не видела, чтобы на турнире так дерзко нарушали правила.

Ей стало неловко за то, что прошлым вечером она танцевала с обидчиком Гилберта. Его рука была грубой, но держала ее уверенно и властно. Воспоминания тронули краской ее щеки. Сесилии пришлось напомнить себе о своем титуле и достоинстве, чтобы прийти в себя.

К счастью, Гилберт, погруженный в собственные мысли, ничего не заметил.

– Я не был готов к поединку должным образом и получил хороший урок.

Лично она испытывала гнев. Легче и полезнее обратить печаль в гнев. Он способен стать движущей силой, печаль же будет причинять лишь боль.

– Я могу гневаться лишь на себя. – Ему тяжело далось это признание. – В следующий раз буду лучше готовиться.

Сесилия покачала головой:

– Не думай об этом.

Она точно не будет.

По окончании празднеств заложники вернулись в свои покои и начали готовиться к переезду на время Рождества со всем двором в Виндзор.

Сесилии удалось выбросить из головы грубияна-француза. Откровенно говоря, она вспоминала о нем раз или два, и то лишь потому, что при встрече Гилберт твердил о том, что будет готовиться и непременно в будущем сразится с де Марселем.

Она позволила себе представить, как прошел бы ее личный поединок с ним, ругала при этом себя за то, что утратила выдержку, чего никогда бы не сделала ее мать. Она не желала больше видеть этого отвратительного человека, но поклялась себе, что непременно будет вести себя с достоинством, если судьба столкнет ее с кем-то из заложников.

Неделю спустя, когда Сесилия наблюдала, как портной показывает Изабелле рождественский наряд, возникли более серьезные проблемы.

Сколько она себя помнила, ее семья была при дворе короля в рождественские праздники и подготовкой всегда занималась мама. Теперь же ей предстоит все делать самой, одной, а до нового светского сезона осталось всего три недели. Она должна продемонстрировать всем, что может стать прекрасной женой и хозяйкой, не следует воспринимать ее как удачную партию, как богатую наследницу. Осталось только понять, что надо делать.

– Разве оно не великолепно? – Изабелла с трудом подняла тяжелый, отделанный горностаем наряд.

– Бесспорно, достойно королевы, – отметила Сесилия.

– Не совсем, – задумчиво произнесла Изабелла и передала платье портному. Тот аккуратно разложил его на кровати. – Мамино тоже отделано горностаем на рукавах. – Она погладила ткань. – Но за это платил отец.