– Вы не понимайт…

– Понимаем, что тут не понять! – с явной угрозой в голосе сказал таманец, деловито загнав патрон в патронник.

Впоследствии никто точно не помнил, точно ли Левенштерн предлагал сдаться на милость текинцев, или же остальные охотники просто не поняли своего командира, которого, к слову, недолюбливали за презрительное отношение к нижним чинам и немецкую спесь. Но теперь люди смотрели на него как на врага, готовые в любой момент пустить в ход оружие и решить вопрос кардинально. В этот момент ситуацию спас Студитский.

– Вот что, братцы, – как ни в чем не бывало заявил он, – ежели подняться на тот пригорок, так можно славно пострелять по текинцам. Пусть половина здесь остается с ранеными, а я с остальными там засяду. И если эти, так их, опять полезут…

Просторечное выражение, свойственное больше каким-нибудь биндюжникам или золоторотцам профессий, что даже обычно невозмутимый Будищев ухмыльнулся, а неодобрительно относившиеся к мату во время боя казаки снова поморщились, будто от зубной боли. В этот момент свистнула пуля, и высунувший на свою беду голову доктор со стоном присел, зажимая ухо.

– Ну вот, накликали на себя беду! – сокрушенно заметил приказный.

– Это ничего, – неожиданно жизнерадостно отозвался из своего убежища Студитский. – Прицел худо взяли, сукины дети. Вот я бы им…

Очередная пуля шлепнула совсем рядом, обдав врача каменной крошкой и заставив снова пригнуться.

– Кажись, начинается, – опасливо втянув голову в плечи, протянул Шматов. – Сейчас полезут!

– Спину мне прикрывай, – буркнул в ответ Будищев, целясь из «шарпса» по приближающимся текинцам.

Сухо щелкнул выстрел, и ближайший из них вскочил как ужаленный и, крутнувшись волчком, свалился наземь. Снова со всех сторон загрохотали выстрелы, но теперь русские экономили патроны, ведя огонь только наверняка. Нападавшие как будто почуяли, что у их противников кончаются огнеприпасы, и стали еще больше наседать. Дмитрий, боезапас которого был далек от исчерпания, продолжал вести огонь, отдуваясь за весь их отряд. Время от времени он менял позицию, но враги уже сообразили, кто представляет собой главную опасность, и палили по нему из всех стволов. Становилось все жарче, но оказавшийся волею судьбы посреди пустыни моряк, казалось, не обращал на это внимания. Неприятельские пули то и дело свистели рядом, а одна из них даже оборвала ему погон, но он продолжал стрелять в ответ, поражая одного противника за другим.

Все же нескольким джигитам удалось подобраться к нему на такое близкое расстояние, что казалось: протяни руку – и схватишь. Обнажив сабли, они дружно кинулись на столь досадившего им кондуктора, намереваясь изрубить того на куски, но неожиданно в дело вступил Федор. Несмотря на мудреную и оттого не слишком надежную конструкцию, револьвер системы Галана имел преимущество перед обычным «смитвессоном» в том, что был самовзводным.

Выхватив из кобуры свое оружие, Шматов направил ствол в сторону текинцев и нажимал и нажимал на спуск, пока в барабане не кончились патроны. Первому из нападавших досталось две пули, второму одна, третий сам отскочил от греха в сторону, решив, что неверный слишком часто стреляет. Но четвертый оказался покрепче характером и, выйдя вперед, уже занес свой клинок над оказавшимся безоружным Федькой, но Дмитрий, недолго думая, выхватил свой кортик и метнул его в противника. Узкое и острое как бритва лезвие легко проткнуло ватный халат туркмена, и тот упал, обливаясь кровью.

– Спасибо, Граф, – облизав разом пересохшие губы, прошептал денщик, но тот его не расслышал.

Противостояние между горсткой казаков и их куда более многочисленными противниками продолжалось уже более шести часов. Несмотря на огромные потери, нанесе нные нападавшим, те и не думали отступать. Возможно, текинцы хотели поквитаться за павших товарищей, а может, их просто взбесило упорное сопротивление охотников. Огнеприпасы практически закончились, и даже у Будищева оставалось лишь пару десятков патронов к винтовке. Но хуже всего для измученных жаждой людей было отсутствие воды.

Казалось, что конец уже близко, ибо какую бы доблесть ни проявили охотники, но перевес со стороны обитателей пустыни оставался слишком высок. Еще немного и они прорвутся к казакам, после чего дело решится в яростной сабельной сече, но тут Шматов в очередной раз полез в подсумок, но вместо патронных пачек из плотного картона извлек наружу несколько каких-то продолговатых брусков, в которых Будищев с удивлением признал динамитные шашки. Сил удивляться уже не осталось, а потому он просто спросил, с трудом шевеля пересохшими губами:

– Ты чего молчал, что они у нас есть?

– Так ты не спрашивал, – прохрипел тот в ответ.

К счастью, нашлись не только шашки, но и огнепроводный шнур и фосфорные спички, после чего смертоносные гостинцы один за другим полетели в сторону нападавших. Несколько взрывов, прогремевших в самой гуще атакующих текинцев, оказались последней каплей. Такого издевательства над своей психикой они вынести уже не смогли и, спешно попрыгав в седла, бросились врассыпную от оказавшихся столь кусачими русских.

Казаки, не веря своим глазам, смотрели на их поспешное бегство, еще некоторое время не решаясь покинуть укрывшие их камни. Однако, убедившись, что это не очередная хитрость степняков и не обман зрения, одни упали там же, где сидели, другие принялись перевязывать друг другу раны, а третьи кинулись к ручью. Ужасно вонявшая при первом знакомстве сероводородом вода уже не оскорбляла обоняние и не казалась столь противной на вкус. Измученные жаждой люди пили ее так жадно, как будто не пробовали в своей жизни ничего вкуснее, отчего доктору пришлось даже вмешаться, чтобы предупредить возможные расстройства. Кое-как наведя порядок, он без сил опустился на песок рядом со спрятавшимися в тени Будищевым и Шматовым.

– У вас есть папиросы? – спросил он, вытирая со лба испарину.

Смертельно уставший Дмитрий вопрос проигнорировал, а Шматов извиняющимся тоном пояснил:

– Некурящие они.

– Так вот куда девался пропавший у саперов динамит! – добавил после недолгого молчания врач.

– Не знаю, о чем вы, – отозвался, зевнув, кондуктор, – но ваши домыслы по меньшей мере оскорбительны.

– Оставьте, – махнул рукой Студитский, – я вовсе не в претензии. Но может быть, вы все-таки расскажете, для чего вам понадобились мои весы?

– Порох взвешивать, – с досадой ответил Будищев.

– В каком смысле?

– Чтобы навеска была одинакова и разброс пуль минимален. Это необходимо для точной стрельбы на дальнюю дистанцию.

– Но почему вы не попросили сами?

– Как вам сказать, – задумался Дмитрий. – Вы никогда не обращали внимания, что ворованная булка кажется слаще купленной?

– Но я никогда не воровал булок! – растерялся врач.

– Да? – искренне удивился моряк. – А по вашему лексикону во время боя можно подумать, что только этим и занимались!