У Бьянки несколько лет тому назад умерла мать. Отец ее довольно скоро женился, совершив, по мнению дочери, большую ошибку. Между ней и мачехой не было особой любви.

— Мой брат терпеть ее не может,— часто говорила она.— У него на нее что-то вроде аллергии.

Да, этот дом не назовешь счастливым, внезапно подумала Патриция. Голос Бьянки прервал ее мысли.

— Приехали! — воскликнула она, когда автомобиль, промчавшись по гравиевой дорожке, остановился у внушительного белого здания, и перешла на драматический шепот: — Сюда идет Рикардо, мой брат. Так что не забудь: если он спросит, не бегала ли я на свидания, отвечай, что я к парням совершенно равнодушна.

В окно лимузина Патриция увидела, что к ним направляется мужчина, красивее которого она еще не встречала. Сердце болезненно дрогнуло в груди. Она несколько раз моргнула, словно пытаясь отогнать видение. Совершенно невероятно, но она не грезила.

Высокого роста, слишком высокого для итальянца, широкоплечий, мускулистый, узкобедрый, с гордым римским профилем и блестящими темными глазами; для наивной девушки он был сродни героям романов, которыми она зачитывалась с отрочества, образцом мужской красоты.

Потом она говорила себе, что, наверное, просто пришла пора любви и душа и тело ждали своего избранника. К несчастью, это оказался Рикардо…

Он поздоровался с сестрой, расцеловав ее в обе щеки, затем протянул руку Патриции.

С первого взгляда на нее сердце его странно и непривычно сильно забилось. Ее короткое платье лишь намекало на очертания скрывавшегося под ним юного прелестного тела. Какая-то непонятная нежность и беспокойство охватили Рикардо Росси. Он сжал ее руку теплым и сильным мужским рукопожатием. И когда она взглянула на него с беспомощным очарованием, глаза его прищурились, а губы твердо сжались.

— Думаю, ты понравилась моему брату,— сказала Бьянка, когда подруги собирались ложиться спать.— Он смотрел на тебя по-настоящему голодным, жаждущим взглядом.

— Что ты болтаешь! — Патриция отчаянно вспыхнула.

Конечно, чепуха, убеждала она себя несколько дней спустя, ныряя утром в бассейне. Мужчина, которому ты симпатична, не будет игнорировать тебя с равнодушием, граничащим с грубостью, и уж, конечно, не станет разговаривать так бесцеремонно. Однажды он имел наглость посоветовать ей не сутулиться, а гордиться своим ростом!

Иногда, плескаясь в бассейне и стараясь избавиться от непроходящего пожара в крови, она думала, что Рикардо испытывает к ней настоящую неприязнь,— столь резким было его поведение.

И все же…

Временами, обернувшись, она замечала, что он провожает ее глазами с такой мрачной задумчивостью, которая пугала ее до оцепенения и в то же время заставляла дрожать от напряжения. Случалось, что иногда он был прост и мил, как тогда, когда она сидела в саду за эскизами. Неслышно подойдя сзади и следя за ее длинными пальцами, ловко воссоздающими на бумаге увитую виноградом беседку, он похвалил набросок.

— Это хорошо,— заметил он.— Достаточно хорошо, чтобы стать профессией. Во всяком случае мне так кажется.

Патриция зарделась от неожиданного комплимента…

Она перевернулась на спину, лениво шевеля ногами в прохладной воде. Действительно, это странное семейство, размышляла она. Бьянка изощрялась как могла, чтобы вырваться на вечеринку. Но не преуспела в этом, поскольку Рикардо пресекал все попытки к бегству.

— Ты еще слишком молода,— заявил он, затем, прищурившись, посмотрел на Патрицию:— Что, девушки, вы частенько ходите на танцы в школе? — В его темных глазах блеснуло подозрение.

— Никогда! — хором отозвались Патриция и Бьянка.

Но в отличие от легко солгавшей подруги Патриция залилась краской. Она была уверена, что Рикардо заметил это, поскольку неодобрительно нахмурился.

Отца Бьянки и Рикардо Патриция почти не видела. Все еще красивый, седой шестидесятилетний мужчина, как и рассказывала Бьянка, посвящал все свое время работе, появляясь дома только к вечеру. Ужинали они обычно втроем. Рикардо вечно торопился на свидание с одной из многочисленных и, судя по голосам, очень уверенных в себе дам. Мачеха все еще была в Париже.

Однажды Патриция оказалась дома одна. Рикардо отправился на работу, синьор Росси еще не вернулся из Неаполя, а Бьянка поехала навестить крестную мать, жившую на другом конце города. Она звала с собой Патрицию, но та знала, что пожилая синьора плохо говорит по-английски, и решила, что лучше Бьянке пойти одной. Кроме того, ей хотелось на несколько часов ощутить себя хозяйкой этого роскошного дома.

Бассейн был чист и восхитительно прохладен. Патриция нырнула в бирюзовую воду. Она была уже почти на дне его, когда острая боль судороги вдруг пронзила икру. Если бы в легких было немного воздуха, то она, наверное, не испугалась бы. Но сейчас, поддавшись панике, она сделала худшее, что только могла,—наглоталась воды, беспорядочно двигая руками и ногами и чувствуя, что голова и грудь готовы вот-вот разорваться. Вдруг чьи-то сильные руки обхватили ее за талию. Инстинктивно она пыталась вырваться, но кто-то держал ее с неукротимой силой. Ее вытолкнуло на поверхность, она жадно вдохнула воздух и с силой обхватила шею своего спасителя. Даже не взглянув, Патриция знала, что это Рикардо. Его руки все еще обвивали ее талию.

— Ненормальная! — воскликнул он в ярости и поплыл к ступенькам. Выбравшись из бассейна, он легко подхватил ее и положил на мягкую, нагретую солнцем траву.

Оказалось, что он прыгнул в воду одетым, даже не сняв роскошные туфли, которые теперь совершенно промокли. Его шелковая рубашка прилипла к телу, словно вторая кожа, а мокрые брюки обрисовали каждый мускул сильных бедер. Глаза его метали молнии.

— Сумасшедшая маленькая идиотка! — ругался Рикардо.

— Я… Извините.— Она вздрогнула от его неожиданно теплого, уверенного прикосновения.

— Да уж есть за что извиняться! Ты соображаешь, что могла утонуть? У тебя что-нибудь болит?

Но у нее так стучали зубы, что она не могла говорить.

— Болит? — повторил он все тем же мрачным тоном.—Где-нибудь болит? Ну скажи хоть что-нибудь!

Его грубость совсем обезоружила ее, никогда она не чувствовала себя столь уязвимой. И с ней произошло то, чего она не позволяла себе с прошлого года, со смерти отца. Она залилась слезами.

Мгновенно переменившись, словно ужаснувшись самому себе, Рикардо поднял ее, заботливо подложив свою большую, сильную ладонь под голову.

— Не плачь, дорогая,— прошептал он, — не надо слез. Теперь все в порядке.

Но мысль о том, что могло бы произойти, не окажись он рядом, лишь усилила рыдания. Какой-то звук, похожий на стон, вырвался у него, когда он понес ее к дому. Она была слишком слаба и прижалась головой к его груди. Мало-помалу слезы утихли. Это такое блаженство, вдруг заключила она, оказаться в его объятиях, ощущая его близкое влажное тело. Она бы с удовольствием провела так хоть целый день.