— О, это замечательно. Он любит, когда его возят в коляске. Как правило. Ты видела коляску? Она стояла внизу у лестницы.

— Я найду.

— Он не голодный, но если вдруг попросит есть, в холодильнике стоит бутылка сцеженного грудного молока. Нужно только подогреть.

Фрэйдл кивнула.

— И не забудь взять чистые подгузники.

Она снова кивнула.

— Ладно, тогда я пойду, вздремну.

Она кивнула еще раз.

Я неспешно прошлепала обратно в комнату, уселась на кровать и призадумалась, как же я засну, когда мой маленький мальчик находится в руках совершенно незнакомого человека. Два часа спустя я резко проснулась. Я вырубилась, полусидя на самом краю кровати, а теперь лежала, картинно раскинувшись на покрывале. Утерев рот, я выползла из постели и, пошатываясь, проковыляла в ванную. Плеснула холодной водой куда-то в сторону своего лица и посмотрела на себя в зеркало. Глаза заплыли, на правой щеке красовалась ярко-алая полоса. На одной стороне головы все волосы слиплись, зато на другой возвышался впечатляющий ирокез в лучших традициях Человека-Ластика.[16]Я без особого энтузиазма попыталась их пригладить, но вскоре бросила эту затею и побрела в гостиную. Там оказалось тихо. Никого. Ни ребенка, ни няни. Я открыла окно и, свесившись через подоконник, выглянула во двор. Под окнами стояла коляска, аккуратно прикрытая детской простынкой. Предположительно, Исаак находился в ней. Неужели он спит?

Я высунулась подальше, ища взглядом Фрэйдл. На крыльце ее не оказалось. Слегка занервничав, я высунулась еще дальше. Внезапно я заметила ее краем глаза метрах в десяти от дома. Девушка разговаривала с парнем в коричневой кожаной летной куртке. В этот момент она бросила взгляд на коляску и заметила в окне меня. От неожиданности она подпрыгнула на месте и что-то быстро сказала молодому человеку. Тот поспешил прочь. Девушка побежала к дому, а я стала спускаться к ней навстречу.

Я открыла дверь. Она стояла на крыльце, краснея и извиняясь:

— Простите меня, миссис Эпплбаум. Я оставила Исаака буквально на минуту. Он крепко спал. И с того места я бы его услышала, если что. Честное слово.

— Ничего страшного, Фрэйдл. Я верю, что ты бы его не бросила одного. Ты не отошла далеко. Все в порядке. Да, кстати. Можешь называть меня Джулиет.

Она вроде бы успокоилась.

— Простите, мне так стыдно.

— Не переживай, Фрэйдл. Я и сама могла бы поступить точно так же. Просто никогда не оказывалась в подобной ситуации. Но как ты умудрилась уложить его спать?

— Я просто возила его в коляске по улице. Вот и все.

— И когда он заснул?

— Как только мы вышли погулять.

— Ты хочешь сказать, что он спит уже два часа? — Эта новость убила меня полностью и окончательно.

Фрэйдл посмотрела на часы.

— Может, чуть меньше. Мне пора бежать. Тетя уже ждет.

— Беги, конечно. Только подожди минуту, я принесу кошелек.

— Нет, нет. Рассчитаетесь со мной в конце недели.

— Хорошо, если тебе так удобнее. Послушай, Фрэйдл…

— Да?

— А кто этот парень?

К ее чести, Фрэйдл не ответила «Какой парень?», или «Никто», или что там обычно говорят подростки, пытаясь уйти от объяснений. Она лишь совсем тихо произнесла:

— Пожалуйста, только ничего не говорите тете Нетти и родителям, миссис Эпплбаум.

— Джулиет, — поправила я. — Конечно, я ничего не скажу твоим родителям. Так кто он?

Она помолчала, затем прошептала:

— Йося.

— Он не хасид?

— Нет.

— Но его же зовут Йося? Он израильтянин?

— Да.

— Он твой парень?

— Нет! — почти испуганно возразила она.

— Это правда?

— Мы — вербоверские хасиды, и в нашей общине закон соблюдается даже строже, чем у любавичей. У меня не может быть парня. Я не имею права встречаться с парнями. У меня может быть только муж, муж, которого выберут родители, — тихо, торопливо, даже с горечью проговорила девушка.

— Но замуж тебе еще рановато, не так ли?

— Моей матери было семнадцать, когда она стала женой моего отца, а мне уже восемнадцать. Я уже отказалась от двух предложений, так что скоро придется согласиться.

— Как, твои родители уже пытались выдать тебя замуж? Ты что?

— Пытались два раза, и оба раза я сказала «нет». Но больше чем дважды девушка не может отказываться, если не хочет прослыть зазнайкой или кем-нибудь похуже.

Всего восемнадцать, а ее уже заставляют выйти замуж и жить, как мать — ребенок за ребенком, пока не наступит климакс. Я не знала, что и сказать.

— Мне так жаль, Фрэйдл.

Фрэйдл молча посмотрела на меня снизу вверх, и все двери, ведущие к ее настоящим чувствам, захлопнулись. Девушка пожала плечами и проронила:

— Родители выберут мне подходящую пару.

— Ладно.

— Тетя Нетти уже заждалась. Мне пора.

— Хорошо, тогда до завтра.

— До свиданья. — С этими словами она повернулась и побежала по дорожке и вверх по улице.

Я села на ступеньку, наслаждаясь наступившей тишиной. Но сладкий миг длился недолго: судя по всему, почувствовав, что репутация самого непоседливого ребенка в Лос-Анджелесе находится под угрозой, Исаак проснулся и издал истошный вопль.

В эту ночь Исаак проспал целых три часа, с 2:00 до 5:00. И когда я проснулась от его утреннего ворчания, которое обычно предшествует утреннему кричанию, то в прямом смысле этого слова выпорхнула из постели. Просто удивительно, как сказочно чувствуешь себя после трех часов непрерывного сна, особенно если обычно не спишь и одного. Я вытащила ребенка из кроватки и пулей вылетела из спальни, чтобы он не разбудил Питера. Добравшись до гостиной, я включила приемник и уселась кормить свое чадо под утренний выпуск новостей Государственного Общественного Радио. Исаак уже привык завтракать под успокаивающий голос Боба Эдвардса.[17]Меня же, из-за отсутствия возможности почитать газету, только эти полчаса утренних радионовостей и спасали от полного неведения о том, что творится в мире.

Когда Исаак утолил голод, я усадила его в прыгунок, закрепленный на кухонной двери. Он принялся радостно раскачиваться, подпрыгивая то вверх, то вниз, а я, внезапно вообразив себя Мартой Стюарт,[18]решила приготовить завтрак. Вскоре в духовке уже допекалась горка на удивление аппетитных, поджаренных до золотистой корочки оладий с бананами. Я накрыла стол на троих, теперь на нем красовались стаканы с соком и вазочки с подогретым сиропом, а из кофеварки доносился запах горячего эспрессо. И отправилась будить остальных членов семьи.