Она также никогда не забывала, что мир принадлежит таким вот Томам Кэссиди. Они владели всем; они назначали цены. Сорок тысяч — за свадебный подарок; сто долларов, небрежно брошенных перед ней, — за право трехдневного владения телом Мэри Крейн.

Вот я и взяла сорок тысяч долларов…

Как в старом анекдоте, но то, что произошло, ничуть не похоже на шутку. Она на самом деле взяла деньги, а подсознательно грезила о такой возможности очень, очень давно. И сейчас все как бы встало на свои места, словно она осуществила первую часть давно разработанного плана.

Сегодня пятница, вечер последнего рабочего дня недели. Банки завтра будут закрыты, а значит, Лоури начнет выяснять, куда делись деньги, только в понедельник, когда она не явится на работу в его агентство.

К тому же сестры дома не будет — рано утром она уехала в Даллас: теперь Лайла ведала закупкой новых пластинок для своего магазина. Она тоже не появится до понедельника.

Мэри отправилась прямо домой и собрала свои вещи: не все, только лучшие платья — их она уложила в чемодан — и смену белья. У них с Лайлой в пустой банке из-под крема было спрятано триста шестьдесят долларов, но Мэри не тронула этих денег. Они понадобятся Лайле, когда ей придется одной обо всем заботиться. Мэри очень хотела оставить сестре какую-нибудь весточку, но это было слишком рискованно. Лайле придется пережить несколько тяжелых дней, но Мэри ничем не могла ей помочь. Может быть, в будущем она что-нибудь придумает.

Мэри покинула квартиру примерно в семь; час спустя она остановила машину в окрестностях города и поужинала, затем доехала до помещения с вывеской «ПОДЕРЖАННЫЕ МАШИНЫ — В ОТЛИЧНОМ СОСТОЯНИИ» и обменяла свой седан, сильно потеряв при этом в деньгах. Она потеряла еще больше на следующее утро, когда проделала ту же операцию в небольшом городке в четырехстах милях к северу. Примерно в полдень, после третьего обмена, она сидела за рулем старой развалины с помятым левым передним крылом, имея тридцать долларов в кармане. Но это ее не расстраивало. Главное — замести следы, как можно чаще менять машины и в конце концов стать обладателем любой развалюхи, лишь бы она была способна дотянуть до Фейрвейла. А оттуда она могла отправиться куда-нибудь еще дальше, на север, возможно, даже доехать до Спрингфилда[5]и продать эту последнюю машину, подписавшись своим настоящим именем: как сможет тамошняя полиция узнать местопребывание некой миссис Сэм Лумис, если она живет в городке за сотню миль оттуда?

Да, она хочет стать миссис Сэм Лумис, и как можно скорее. Она придет к Сэму с тривиальной историей о внезапно полученном наследстве. Сорок тысяч долларов — слишком большая сумма, слишком много придется выдумывать. Скажем, ей досталось пятнадцать тысяч по завещанию. И еще она скажет, что Лайла получила столько же, немедленно бросила работу и уехала в Европу. Тогда не придется объяснять, почему не стоит приглашать сестру на свадьбу.

Возможно, сначала Сэм не захочет взять деньги; и конечно, будет много каверзных вопросов, но Мэри как-нибудь добьется своего. И они сразу же поженятся: вот что самое главное. Ее будут называть миссис Сэм Лумис. Миссис Лумис, супруга владельца магазина в городке за восемь тысяч миль от агентства Лоури.

На работе никто даже не слышал о существовании Сэма. Конечно, они отправятся к Лайле, а она наверняка сразу же догадается, где сестра. Но ничего им не скажет, пока не найдет способа связаться с Мэри.

Когда это случится, Мэри должна будет так обработать сестру, чтобы та не проболталась Сэму и полиции. Вряд ли здесь возникнут какие-то трудности: Лайла слишком многим обязана ей за возможность закончить школу. Может быть, она даже передаст сестре какую-то часть из оставшихся двадцати пяти тысяч. Лайла, наверное, откажется взять эти деньги. Но она что-нибудь придумает; Мэри не загадывала так далеко — когда надо будет, она найдет выход.

Все в свое время. Сейчас главное — доехать до Фейрвейла. На карте расстояние равнялось каким-то несчастным десяти сантиметрам. Красная десятисантиметровая линия между двумя точками. Прошло целых восемнадцать часов, а она еще в пути. Восемнадцать часов непрерывной тряски, восемнадцать часов бесконечной дороги, так что в глазах рябит от солнца и ослепительного света фар. Восемнадцать часов не отрываться от руля, хотя все тело ноет от неудобной позы, восемнадцать часов борьбы с дорогой, с машиной и с неумолимо накатывающей волной страшной усталости.

А теперь она пропустила нужный поворот, вокруг льет дождь, опустилась ночь и она едет по незнакомой дороге неизвестно куда.

Мэри мельком глянула в зеркало; там неясно вырисовывалось ее отражение. Темные волосы, правильные черты — все было прежним, но исчезла улыбка, полные губы плотно сжались, образовав тонкую бледную линию. Где-то она раньше видела это изможденное, осунувшееся лицо…

В зеркале на стене твоей комнаты после смерти мамы, когда ты почувствовала, что жизнь разбита на мелкие осколки…

А она все это время считала себя такой спокойной, хладнокровной, собранной. Не было ощущения страха, сожаления или вины. Но зеркала не лгут. И сейчас зеркало говорило ей правду.

Отражение беззвучно сказало ей: «Остановись. Ты не можешь заявиться к Сэму в таком виде, посреди ночи, в помятом платье, с усталым, напряженным лицом — явными следами панического бегства. Конечно, ты скажешь, что хотела сразу же сообщить о неожиданном подарке судьбы, но тогда надо выглядеть так, словно тебя настолько обрадовали новости, что ты стремглав примчалась к нему».

Вот что надо сделать: переночевать где-нибудь, хорошенько отдохнуть. А утром, посвежевшая и бодрая, она прибудет в Фейрвейл.

Если сейчас повернуть и доехать до того места, где она неправильно выбрала путь, она снова окажется на шоссе. И сможет найти мотель.

Мэри кивнула, борясь с желанием расслабиться и закрыть глаза. Неожиданно она резко выпрямилась, вглядываясь в вырисовывавшиеся сквозь завесу мрака, пронизанного дождем, контуры у края дороги.

Она увидела вывеску рядом с подъездной дорожкой, которая вела к небольшому строению.

МОТЕЛЬ — СВОБОДНЫЕ МЕСТА.

Вывеска не горела, но, может быть, хозяева просто забыли включить ее, так же как она забыла включить фары, когда неожиданно опустилась ночь.

Мэри подъехала к зданию, отметив, что оно полностью погружено в темноту. Свет не горел даже в небольшом застекленном помещении в конце здания, наверняка служившем конторой. Может быть, мотель закрыт? Она замедлила ход, вглядываясь в темноту, затем почувствовала, как колеса машины проехали по электрическим приспособлениям, подающим сигнал владельцам. Теперь она могла видеть дом на склоне холма за мотелем; окна на фасаде были освещены — возможно, хозяин находился там. Сейчас он спустится к ней.

Мэри остановила машину и расслабилась. Теперь, в наступившей тишине, она могла различить звуки окружавшей ее ночи: мерный шум дождя, прерывистые вздохи ветра. Эти звуки врезались ей в память: вот так же шел дождь в день похорон мамы, в час, когда они навсегда опустили ее в узкую яму, словно наполненную вязкой темнотой. Сейчас эта темнота обступила Мэри со всех сторон; она, словно муха, погружалась в нее, одинокая и заброшенная. Деньги здесь не помогут, и Сэм не поможет, потому что тогда, на развилке, она выбрала не тот поворот и сейчас стоит на дороге, ведущей в неизвестность. Теперь уже ничего не поделаешь — она сама вырыла себе могилу, остается лишь опуститься в нее.