— Нет, не похож, — отрицательно мотаю головой и устремляю взгляд на дорогу. — Просто он был единственным на твоем Дне рождении, кому ты признался.

Ромка хмыкает, откидывается на спинку сиденья и закидывает руку на моё плечо. От него пахнет крепким алкоголем и сигаретами, отчего тошнота тут же подкатывает к горлу.

— Послушай, Аль, мне кажется, что ты раздуваешь из этого слишком большую трагедию, — Ромка на секунду осекается, будто жалея о своих словах, но тут же продолжает: — В конце концов, Илья — мой хороший друг. И он должен за нас порадоваться.

Мы ненадолго замолкаем. Похоже, у нас отличное мнение на этот счет. Ромка слишком много выпил и поэтому взвинчен — обычно он никогда не повышает на меня голоса. К тому же, я не хочу развивать из этой темы грандиозный скандал, потому что мой жених сегодня именинник и должен получать только позитивные эмоции. Сказал и сказал, но я почему-то то и дело вспоминаю лицо серьезное Громова.

Его поведение в целом казалось невозмутимым — челюсти плотно сжаты, движения уверенные, а голос не звучал удрученно. Только глаза выдавали то, что на самом деле творилось у него на душе. Ему было больно и неприятно слышать о моей беременности.

Мы приезжаем домой с горой подарков, которые оставляем в гостиной. Сегодня нет времени и сил, чтобы их разбирать. Я направляюсь в душ, где долго стою под теплыми струями воды и переосмысливаю произошедшее.

После беременности Полиной я всегда думала, что больше не отважусь на ещё одного ребёнка. Это не всегда заканчивается счастьем, уж это я знаю. Но время шло, раны на сердце понемногу рубцевались, переставали кровоточить и с каждым прожитым днем я всё отчетливее понимала, что многое отдам за то, чтобы ещё раз родить малыша. Мне вновь хотелось ощутить в себе пинки, хотелось наконец услышать долгожданный младенческий крик и прижать ребёнка к груди.

Когда выхожу из душа, Ромка ещё не спит. Лежит на нашей общей кровати и внимательно на меня смотрит.

— Что-то не так? — снимаю с влажных волос полотенце и чувствую себя неуютно под его слишком серьезным взглядом.

— Хотел спросить у тебя, Аля. Неужели тебе жалко Громова? Правда жалко, после всей той боли, которую он тебе причинил?

Прошлое снежным комом наваливается на меня в эту же секунду, заставляя нестерпимо колоть в области сердца. На мгновение кажется, что я задыхаюсь, что воздуха здесь слишком мало для того, чтобы нормально вдохнуть.

Прикрыв глаза, вытряхиваю воспоминания из головы и беру себя в руки. Мне больше нельзя волноваться. Мой ребёнок не должен чувствовать себя во мне некомфортно. Я должна стать для него идеальным сосудом для вынашивания.

— Перестань, Ром. Просто… чёрт, наверное, мне было бы проще, если бы у него была жена, дети и дом полная чаша. Всем было бы проще — тебе, мне и ему.

Потому что я чувствую себя неуютно-счастливой рядом с Ильей. Будто ощущаю себя виноватой за то, что у него этого нет.

— Прикажешь подыскать для него супругу? — усмехается Роман.

— Что? Ты сейчас на полном серьезе? — подхожу к кровати и забираюсь под тонкий плед. — Я пошутила, Ром. Просто пошутила. Забудь.

Несмотря на то, что в доме тепло, меня почему-то морозит. Я с головой накрываюсь пледом и вздрагиваю, когда руки Романа меня касаются. Даже в темноте мне мерещатся пронзительные синие глаза Громова, и я мягко отталкиваю от себя жениха, не имея желания заниматься с ним сексом.

— Я не знаю, можно ли мне… — произношу, оправдываясь.

— Мне теперь всю твою беременность не касаться тебя? — удивляется Роман и, обидевшись, отворачивается на другую сторону.

* * *

— А на твою свадьбу я надену то красивое голубое платье с огромным вырезом на груди… Помнишь, я купила его на распродаже? — спрашивает Дашка, заваривая чай.

— Даш, не торопись, — мягко останавливаю её.

— Подожди! Стой-стой, Кудряшова! В каком это смысле не торопиться? — Дашка со всей силы плюхается на стул, заставляя его громко скрипнуть. — Вы отменили свадьбу? Это из-за Ильи, да?

— Нет, мы ничего не отменили, просто я не хочу играть пышную свадьбу будучи беременной. Скорее всего, я предложу Ромке просто расписаться безо всей этой шумихи.

— Ну ты кидала, Кудряшова! — возмущается Даша. — Я уже и туфли купила и в салон на укладку записалась!

— Извини, Даш, что не оправдала твоих ожиданий. Но так будет лучше для меня.

Я допиваю чай и не спешу объясняться перед подругой. Не знаю, что со мной — беременность влияет, погода или магнитные бури? А может и правда приезд Громова и его вмешательство в наши жизни? Нет, я для себя давно определилась, что лучше Ромки для меня никого быть не может. Он — настоящий мужчина. Он — моя поддержка и опора. И, в конце концов, он сильно нравится моей маме.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После разговора с Дашей у меня назначено несколько плановых операций. Домой я приезжаю после обеда — без сил и взвинченная до предела. Кажется, что любая мелочь меня раздражает и вызывает отторжение.

Я жму на брелок, пытаясь открыть ворота нашего дома, но ничего не получается. Ворота не реагируют на мои яростные нажатия и мне приходится выйти из автомобиля на промозглую улицу. Ветер треплет мои кудрявые волосы, из-за сильного снегопада ничего вокруг не вижу. Подхожу ближе к воротам и … опять ничего. Не работает.

— Вот гадство! — несдержанно ругаюсь и с силой бью ногой по воротам.

— Зачем же так грубо, Кудряш? — слышу за спиной знакомый голос и замираю на месте, не в силах повернуться назад.

— Ворота заклинило, — отвечаю сорвавшимся голосом.

Откашливаюсь и всё ещё продолжаю смотреть прямо на ворота.

— Помочь?

Я отчаянно жму на кнопку ещё раз. Молюсь, чтобы ворота открылись и мне не пришлось контактировать с бывшим, но нет. Все вокруг будто сговорились. Резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и встречаюсь с взглядами с Ильёй. Его голубые глаза, кажется, пробираются прямо в душу. Внутренности сворачивает в тугой узел и ни дышать, ни думать, ни говорить я уже не могу.

Продолжаю стоять на месте как истукан, когда Илья подходит ближе, забирает из моих заледеневших рук чёртов брелок и что-то поправляет на другой его стороне.