Мэнди молчала. Сколько раз она клялась, что однажды покинет форт Ларами, уедет подальше от строгих глаз отца, чтобы делать что захочется, наслаждаться жизнью. Девушка почувствовала волнение, какого не испытывала уже многие годы. Ведь Джулию должны привезти к ее отцу в Калифорнию. Калифорнию — «золотой край, где возможно все»! Многие заново начинали там жизнь и находили свое счастье.

Джулия положила руки на плечи Мэнди.

— Ты сможешь сменить обстановку.

Мэнди присела на край своей узкой кровати. Способна ли она осуществить безумный план своей кузины? Но, с другой стороны, пожалуй, ей представляется реальная возможность изменить свою жизнь?

— Ты действительно считаешь, что все получится?

— Конечно. У нас несколько недель до того, как прибудут посланцы отца. Времени достаточно, чтобы я смогла научить тебя всему, что ты должна знать. Да ты и сама многое вспомнишь, — все те светские манеры, которым учила тебя мама и которые ты позабыла… Как только почувствуешь, что вполне можешь выдавать себя за меня, Джейсон и я сможем уехать.

1868 год

Моукламни-Хилл, Калифорния

— Есть здесь Лэнгли? Трэвис Лэнгли?

В салун вошел старик с седыми бакенбардами. Здесь было шумно, тесно и темновато даже в середине дня. Над тускло освещенными столами клубился дым, пахло пивом и мужским потом.

Лэнгли повернулся к дверям.

— Кто спрашивает? — Низкий голос легко перекрыл шум. Мужчина выпрямился на стуле, потирая ноющую шею.

Лэнгли играл в покер уже несколько часов, понемногу выигрывая. Он отдыхал, карты позволяли расслабиться. Последнее задание было нелегким. Лэнгли и его напарник Джеймс Лонг привезли деньги для компании Джека Мердока, и это дело доставило им массу хлопот. По дороге они подстрелили двух разбойников, ранив обоих, после чего пришлось препроводить пленных к шерифу и лишь затем отвезти деньги по назначению. Лэнгли был чертовски рад, что все это благополучно закончилось.

— Телеграмма из Капитолия. От самого губернатора, — сообщил маленький человечек. Он казался весьма жилистым и шустрым, но древним, будто время сделало его сучковатым, как ствол старого дерева, и оставило таким на долгие годы.

Лэнгли отодвинул стул, аккуратно положил свои карты рубашкой вверх, затем направился к старику.

— Я Лэнгли.

— Эта телеграмма касается также мистера Лонга, — сказал старик, вытягивая обветренную шею.

— Благодарю. — Лэнгли дал старику монету за труды. Он вскрыл тонкий конверт цвета слоновой кости и с любопытством пробежал глазами послание, затем направился к своему столу.

Рядом с ним остановилась полная девица с длинным страусиным пером в волосах, которое игриво касалось ее щеки.

— Куда собираешься, красавчик? — начала она. Ее полная грудь прижалась к его груди. Короткое платье с черными и красными кружевами было настолько откровенным, что не оставляло простора для воображения.

— Он с трудом отвел взгляд от соблазнительных прелестей и улыбнулся, глядя ей в лицо.

— Ты, наверное, недавно в городе? — спросил он. — Я тебя раньше не видел. — Он уставился на изгиб ее бедра и стройную ногу, упиравшуюся в стул и преграждавшую ему дорогу.

Девица многообещающе улыбнулась.

— Будешь моим первым клиентом.

Лэнгли усмехнулся, оценивающе посмотрел на нее и покачал головой.

— Извини. Может быть, в следующий раз.

— Правду говоришь, красавчик? — Она покрутила тонким пальцем бахрому его кожаной рубашки.

— Дело прежде всего, — вздохнул он, засовывая банкноту ей за корсаж.

Она соблазняюще провела рукой по внутренней стороне его бедра.

Лэнгли нехотя отстранился.

— Я скоро вернусь, — пообещал он.

Новенькая разочарованно отвернулась от него, надув губки.

Усмехнувшись, Лэнгли шлепнул ее на прощание по стройному заду. Должно быть, хороша в постели, подумал он. Такие были в его вкусе. Интересно, подумал он, откуда она приехала. На западе женщины были большой редкостью, даже такого сорта. Эта выглядела слишком молодой и потому вряд ли долго занималась своим ремеслом. Однако, возможно, она родом из тех мест, где мужчины и женщины созревают очень рано.

Лэнгли покачал головой, размышляя о тех жестоких шутках, которые устраивает жизнь..

— Похоже, нам придется прервать игру, джентльмены. — Все еще стоя, он раскрыл свои карты и подождал, когда закончит Джеймс Лонг. Высокий, худощавый, с правильными чертами лица, Джеймс иногда казался совсем мальчишкой. Он часто улыбался и всегда выглядел довольным жизнью.

— Что случилось? — Джеймс придвинул стул ближе к столу. Темные глаза сверкнули, когда он перевернул свою последнюю карту.

Лэнгли развеселился — бубновый туз. На Джеймса, безусловно, можно было рассчитывать, когда кончались деньги. И не только играя в покер.

— Удачи вам в следующий раз, парни, — произнес Джеймс, обращаясь к сидевшим за столом: двум золотоискателям с северных рудников, техасскому скотоводу, которому, по-видимому, изменила удача, и торговцу, у которого денег было больше, чем у всех остальных, вместе взятых. Мужчины проворчали что-то в ответ, но ничего не предприняли, чтобы остановить его, когда он забирал выигрыш.

— Губернатор Эштон срочно требует нас к себе, — сказал Лэнгли. — К тому же мы и так собирались домой.

Джеймс поднялся и аккуратно смахнул прицепившуюся нитку со своего черного сшитого на заказ костюма. Лэнгли взял с края стола потрепанную широкополую шляпу и двинулся к выходу. Лонг последовал за ним.

— Эй, Лэнгли, ты куда, черт побери? За тобой за стола в конце салуна через все помещение прозвучал резкий, хриплый от виски голос Була Миллера.

Лэнгли остановился. Миллер всегда был глуп, а теперь под действием спиртного, похоже, совсем потерял разум.

— Я не собираюсь выяснять с тобой отношения, Бул, — отозвался Лэнгли, повернувшись лицом к — Что ты там болтаешь! Кажется, черт побери, мне придется сейчас изрядно потрудиться! — Лицо Миллера покраснело, он сжал кулак и потряс им в воздухе, затем с грохотом отшвырнул в сторону два шатких деревянных стула, стоявших на его пути.

Мускулы Лэнгли инстинктивно напряглись. Он не хотел драться с могучим бывшим охранником, но не мог и уступить ему.

— Тебе не следовало так напиваться, Миллер. За тот груз золота отвечал ты.

Джеймс Лонг позволил себе улыбнуться, окинув взглядом своего высокого, крепкого напарника, потом гиганта Була Миллера, затем — зеркала в темных дубовых оправах и, наконец, посуду на стойке бара. Хотя мужчины были явно в разных весовых категориях, Джеймс не сомневался в исходе стычки. Миллер был не первым противником, а «Золотой самородок» — не первым салуном, испытавшим силу гнева его друга.