— Иетта, — окликнула она служанку, — бабушка уже проснулась?

Шведка, пышнотелая женщина средних лет с приятным круглым лицом и румяными налитыми щеками, отложила тряпку и энергично кивнула:

— Да, мисс Белла. Мисс Изабелла у себя в комнате — читает священное писание и слушает пластинки с ариями в исполнении вашего дедушки. Однако к завтраку так и не прикоснулась, что меня очень тревожит.

— Ах, как я не догадалась купить ей пирожков в «Кафе дю Монд»! — огорченно воскликнула Белла. — Она их так любит!

Иетта просияла.

— Два таких пирожка еще в духовке. Вряд ли мне удастся уговорить мисс Изабеллу съесть их, а вот вас, мисс Белла, она, глядишь, и послушается…

— Давай я отнесу пирожки к ней наверх, — с готовностью предложила Белла.

— Замечательно. Кстати, мисс…

— Да?

Лицо доброй шведки приобрело озабоченный вид.

— Как прошло ваше прослушивание?

— Меня приняли в хор, — с гордостью объявила Белла.

Иетта радостно всплеснула руками.

— Мисс Изабелла будет на седьмом небе от счастья! Она столько лет мечтала, что вы будете выступать на оперной сцене в Новом Орлеане.

— Спасибо за поздравления. Надеюсь, бабушка и вправду порадуется.

Белла отправилась на кухню — в дальний конец первого этажа. В небольшой уютной комнате с застекленными буфетами и небольшим столом, застеленным клетчатой скатертью, пахло корицей и кофе с молоком. Белла достала из шкафа поднос и водрузила на него тарелку с пирожками, которые предусмотрительная и заботливая служанка оставила в духовке, чтобы не остыли. Затем Белла положила рядом с тарелкой вилку, льняную салфетку, поставила стакан апельсинового сока и прибавила вазочку с распустившейся розой. Блаженно вдохнув аромат желтого бутона, она направилась с подносом к задней лестнице возле миниатюрного лифта, которым бабушка пользовалась в последние годы из-за слабого сердца.

Холл второго этажа был полон звуками арии из «Тоски» Пуччини в исполнении дедушки. На несколько секунд девушка замерла и закрыла глаза, вслушиваясь в чарующие переливы тенора Антонио де ла Роза. Эту пластинку Белла слышала сотни раз, но всякий раз бывала тронута до слез. Порой она удивлялась: если она так обостренно чувствует музыку, если ощущает свою глубинную связь с ней и мгновенно погружается в нее, позабыв обо всем на свете, отчего же она страшится петь на публике? Что мешает ей забыться на сцене, как она забывается наедине с пластинкой?

Когда последние ноты арии отзвучали, Белла проскользнула в комнату Изабеллы и очутилась в знакомом море теплоты и ласки. Добрую половину большой, щедро залитой светом комнаты занимала исполинская кровать в стиле позднего рококо, стоящая на огромном старинном ковре. Многочисленные этажерки ломились от бабушкиных безделушек. Изогнутые кресла были обиты голубой парчой.

Увидев хрупкую фигурку в самом дальнем конце комнаты, Белла ласково улыбнулась. Бабушка сидела в кресле-качалке в эркере, у самого окна, в снопе света. На ней был голубой бархатный халат, ноги прикрывал лиловый афганский плед. Она дремала, запрокинув на спинку кресла голову с аккуратным пучком серебристых волос. На коленах старушки лежала открытая Библия, листы которой были придавлены очками. При всей своей немощи она пропускала мессу только в самых крайних случаях. Частенько Белла самолично сопровождала бабушку в церковь.

Огромная нежность охватила сердце девушки при виде любимой фигурки. Не важно, что бабушка была худа до последней степени, а кожу ее избороздили бесчисленные морщины — Изабелла де ла Роза оставалась красивой женщиной, аристократкой до мозга костей, что особенно бросалось в глаза, когда она поворачивалась к собеседнику горделивым профилем.

В углу эркера стояло инвалидное кресло и баллон с кислородом — грустные свидетельства бабушкиного отчаянного положения. Столик в изголовье кровати был уставлен пузырьками и склянками. Бабушка уже который год не могла обходиться без множества лекарств и ежедневной помощи сиделок.

Белла, держа обеими руками поднос, направилась к креслу. Жаль будить старушку, но хотелось поскорее обрадовать ее приятным известием. Поставив поднос на псевдоготический столик, Белла подошла к бабушке, взяла с ее колен очки и Библию и положила их на обычное место — туалетный столик.

Белла услышала ласковый голос:

— Доброе утро, деточка. Похоже, Антонио слегка убаюкал меня.

Белла подхватила поднос и с улыбкой поспешила к бабушке. Слабость старушки и ее затрудненное дыхание постоянно волновали внучку, но сегодня темные глаза Изабеллы живо блестели.

— Ба, как ты себя чувствуешь?

— Замечательно. Напрасно ты обо мне волнуешься, деточка.

— Тебе не нужен кислород?

Старушка решительно замахала руками.

— Расскажи лучше, как прошло прослушивание.

Лукаво прищурившись, Белла поставила поднос бабушке на колени.

— Съешь пирожок — получишь полный отчет.

Изабелла сердито фыркнула:

— Ты обращаешься со мной как с маленькой! Надо полагать, Иетта опять наябедничала на меня?

Белла присела рядом на бабушкин пуфик.

— Ба, она же в тебе души не чает. А что ты мало ешь, это ты и сама отлично знаешь.

Изабелла поглядела на поднос и капризно надулась.

— А где кофе со сливками? Никаких пирожков без кофе!

Белла погрозила ей пальчиком.

— Разве доктор не говорил, что тебе вреден кофеин? А от кофе без кофеина ты решительно отказываешься.

Изабелла возмущенно хмыкнула и разразилась страстной речью во славу натурального кофе:

— Кофе без кофеина!.. На вкус — такая же мерзость, как безалкогольное пиво и обезжиренное масло. Кофе со сливками — святая и незыблемая традиция старого доброго Юга, а вы желаете ее растоптать!

Белла едва удержалась от смеха. И со строгим выражением лица произнесла:

— Хватит препираться! Ешь!

— Тебе кнут в руки — и готовая рабовладелица! — Тем не менее Изабелла покорно отломила маленький кусочек посыпанного сахарной пудрой пирожка. — Итак, чем закончилось прослушивание?

Белла улыбнулась:

— Меня взяли в хор.

Лицо Изабеллы осветилось радостью.

— Восхитительно, моя милая! А впрочем, удивляться нечему. Тебе по силам ведущие партии! Но ничего, твое время еще придет.

Белла невольно нахмурилась.

— Ба, ты же знаешь, я стараюсь изо всех сил. Я люблю оперу, хотя совсем не уверена, что унаследовала от родителей страсть к огням рампы. Ты как никто можешь понять меня — ведь ты сама никогда не пела.

Изабелла издала короткий смешок.

— Деточка, что ты сравниваешь мой голос и твой! Будь у меня такой божественный голос — как знать, как знать… А впрочем, мой Антонио, упокой Господи его душу, — она перекрестилась, — мой Антонио не хотел жену-певицу. Помню, как мы познакомились с ним в Италии незадолго до второй мировой. Я впервые увидела его в «Дон Карлосе» на сцене «Ла Скала» и влюбилась прямо во время представления. Когда занавес в последнем действии упал, я кинулась к сцене с программкой в надежде получить автограф, а этот негодяй буквально выхватил меня из зала и уволок прочь из театра. Мне было всего восемнадцать — невинная дурочка, воспитанная в монастырской школе. Он ослепил меня и покорил всю без остатка. Очень скоро родителям пришлось обратиться в полицию, чтобы разыскать меня и Антонио.