качается

У слепого величества Случая.

Данте этой не выдумал муки:

Я как склянки мечты разбиваю,

И ползу по осколкам на брюхе,

И сквозь слёзы куплет распеваю.

Мотогонка по льду

Чьи-то взгляды мне вперились

Через маску в лицо.

Я стою за уверенность,

Ставлю — на колесо.

И почти подбородок

Брею лезвием льда,

Все свои обороты

Повороту отдав.

Либо будет вам зрелище,

Либо миру — рекорд!

И почти что на бреющем

Прохожу поворот.

И не ангелов стая –

Серебристая пыль…

Даже жизнь не заставит

Аутсайдером быть.

Да минует ребёнка

Моего этот дух –

Что, мол, жизнь — мотогонка,

Да ещё и по льду.

Последний монолог

Ты юнец ещё в этом деле,

Я — согнулся от вечных дел.

Ты здесь бе́з году две недели,

Я — на жизни все зубы съел.

И тебе всё что в жизни нажил

Сдавит душу узлом тугим,

Когда дети однажды скажут:

“Пожил, надо, мол, и другим”.

Вот и он, ученик, наследник,

Кто за сына тебе почти:

“Проводить бы скорей в последний,

Ну а там мы его почтим”.

Ты лелеешь его лет двадцать,

А когда закоснеешь от ран,

Скажут: “С ним не тебе тягаться,

Уступи ему, атаман!”

Не для славы и не для мести

Дайте выйти с ним на ножи –

Умереть на рабочем месте,

Именуемом мною — жизнь.

Вечерний гость

Он пришёл, — воплощённое зло,

И сказал мне: “Скучаешь, приятель?”

Был он весь неопрятен зело

И как всякое зло неприятен.

Начал, как говорят, “на ура”, -

Убеждал, что гармония тленна,

Хаотично движение пера

Относительно центра Вселенной.

Но последнее слово за мной, –

Я сказал ему: “Полно, хвостатый,

Я и сам бы пошёл сатаной,

Да протекции мне не хватает”.

Что, мол, время настало — беда…

И чтоб сразу избегнуть вопроса

Я сказал: “Даже душу продать

По теперешним ценам не просто”.

И растрогался он от души,

И вручил он мне орден и ленту…

Я той лентой его придушил, –

Я терпеть не могу конкурентов.

ПОМНЮ БЫЛ Я

Не сделать дважды свой первый шаг

Не сделать дважды свой первый шаг,

Листая жизни чудесный том,

Потом всё будет уже не так,

Но что там будет ещё потом!

Не встретить дали как в первый раз,

Прощальным взглядом окинув дом.

Весь лес зелёный стоит сейчас,

А что там будет ещё потом?

Пока дорогу нам дарит даль,

Что потеряем, ещё не жаль,

Всё, что найдём мы — ещё не в счёт,

Пока над нами река течёт.

И лишь бы воздух был сжат винтом,

А что там будет ещё потом…

Я по судьбе своей никчёмной

Я по судьбе своей никчёмной

Не с памятью, а с фотокамерой

Брожу как по пересечённой

И перечёркнутой местами.

Я потерял заветный ключик?

Или ищу пути большого?

И сколько б ни было колючек,

Но ни одной не обошёл я.

Я их снимаю крупным планом,

А главное — проходит мимо.

Зато я обретаю главное

На пожелтевших фотоснимках.

И представляю жизнь иначе…

В календарях мелькают числа,

Я мог быть счастлив и удачлив,

Так суждено, да не случилось.

Возвращаюсь с работы домой

Возвращаюсь с работы домой,

В конуру, да к тому же чужую,

Поцелую жену и скажу ей,

Что построю ей виллу Савой.

Может вредно порою мечтать,

Над судьбой насмехаясь беспечно,

Но имеешь ли право роптать,

Что безденежье мерзкое вечно?

Ведь тебя где-то любят и ждут

(Где-то ждут, где-то якобы любят),

Ты снимаешь дешёвый уют

И, гордец, не завидуешь людям.

В неуютной Вселенной вдвоём

Мы снимаем у времени угол,

Утешая шутливо друг друга:

“Никакое, а всё же жильё…”

А хозяин с испитым лицом

К нам заходит без стука — привычка!

Он зовёт меня просто жильцом,

А её называет — “жиличка”.

Жив сознаньем, что нам не чета,

Да надеждой кокой-то кромешной.

Жизнь, старик, это та же мечта,

А мечта — это та же насмешка.

Много ль проку от вечных проказ?

Надоела возня и делёжка.

Сколько можно валять дурака

И мечтать о небесных картошках?

Возвращаюсь с работы домой,

В конуру, да к тому же чужую,

Поцелую жену и скажу ей,

Что построю ей виллу Савой.

Воскресное утро

Спит моя Алёна-соня,

Сеня-соня смотрит сон

И сопит во сне как слоник

Сновиденьям в унисон.

Век лежать бы так спросонья,

Упакованным в покой,

Не квартира, а колония

Маленьких летучих сонников, –

Завернулись в крылья-простынки

И висят вниз головой.

Ну, проснись! Открой окно –

Город встал давным-давно!

Я не спешу

Я не спешу ни в рай,

Ни к славе на задворки,

Но я сегодня вам

Осмелюсь заявить,

Что памятник воздвиг

Себе нерукотворный

И что другой такой

Векам не повторить.

Мой памятник — мой сын.

Я завещаю сыну –

Взять чуточку меня

И внукам передать.

И смерть обманем мы –

Пусть думает, что сгину,

А я ещё вернусь

Столетий через пять.

Я — безнадёжно оторванный лист

Я — безнадёжно оторванный лист.

Куда меня занесло?

Тащит течение вниз, вниз…

Дайте весло!

Там, наверху, задули свечу,

Ступеньки лестниц покрылись пылью,

Но я сквозь время к тебе долечу,

Дайте мне крылья!

Радостный пульс мой навеки застыл

В порванном ветром запястье,

Но разлагающийся хлорофилл –

Память о счастье.

Но умирать не хочу, не хочу,

Хоть смерть от меня на волос…

Я всё равно до тебя докричу,

Дайте мне

голос!

Лишь бы вы вспомнили, что я жил

Лишь бы вы вспомнили, что я жил.

Я испытываю удачу.

Двести лет на кон положил

И душу — в придачу.

Ставки выше — смелее играй!

Проиграл четыре жизни подряд.

До — был рай. И потом будет рай.

Ах, как короток этот ад!

Но манит нас как пьяницу штоф

Этот прекрасный и страшный свет.

А вечное счастье — просто ничто.

Вечного счастья нет.

И пусть будет путь мой непрямым,

Буду средь ошибок как в лесу.

Как трудно быть собою самим,

Но я сам себе — суд.

И