Йорд посмотрел на меня с интересом, но промолчал. Вот он сейчас что-то для себя понял по моему лицу. Умный, зараза.

Если Шасти снимет с наставника печать — можно ли будет ему доверять?

Вот же дилемма — передо мной Байсур, который свой, но в душе — предатель. И вражеский воин, который не захотел сражаться нечестным путём.

Если мы снимем с него «ошейник» печати, сможем ли перетянуть на свою сторону?

Или в нём есть не вся совесть, а только сучок, на котором она висела когда-то в тяжёлом мешке? И в критический момент этот сучок тоже сломается?

Мда, подвязался же я на эти галеры. Мне надо думать, что я сегодня Айнуру скажу, а я тут предателей сортирую.

Один раз предав — кто ты? Если подросток, то сумеешь ли вырасти в мужика без внутренней гнильцы? А если взрослый?

Ой, бл… Не, я лучше пойду уже мяса, что ли, поем.

Запах варёной дичины просачивался в юрту, заставляя мальчишек переминаться с ноги на ногу.

— Жрать! — скомандовал я. — Пошли все к малому костру! Большой — это явно на вечер варят.

Мясо было необыкновенно вкусное: косуля, нежная, молоденькая. Аж во рту таяло. И мягкие косточки легко поддавались, открывая ещё более вкусный мозг.

Однако Багай покачал головой, обгладывая ребро:

— Нехорошо по началу лета молодняк бить.

— Может, и есть не будешь? — подколол я его. — Обратно в котёл сунешь?

— Буду, — сказал охотник. — Не пропадать же добру.

Мы посмеялись. Сиделось нам хорошо. Воины Айнура разбрелись по лагерю, отдыхая, кто как умел. Мы ели мясо, прихлёбывали из деревянных чашек бульон, заедали диким луком и чесноком.

Я тихонько спросил Багая:

— А Лойчен куда делся?

— Сказал: идея у него есть. Крутая, сказал, идея.

Крутой — опять было моё словечко. Хорошо хоть я материться перестал через слово. И так уже разложил местную молодёжь.

— А больше ничего не сказал?

— Сказал: ждите. Мол, не один придёт.

— О, как…

Я задумчиво перебирал в голове места, куда мог податься Лойчен. Неужели в город? Но зачем?

Не доверять ему у меня причин не было. Но куда мог пойти городской, в общем-то, парень в горах? И ведь что-то его осенило, раз смылся так быстро.

— А в какую сторону он пошёл?

Багай кивнул на кустарник, где за лесом начинались такие же лесистые горы.

То есть Лойчен отправился в лес? Лойчен?

Чё-то я туплю, покушав плотно. Видимо, кровь отлила от мозга к желудку, и я весь сосредоточился на переваривание пищи.

— А волков не слыхать наших?

— Не-а, — мотнул головой Багай. — С Буркой, что ли, ушли. А куда — непонятно. Может, они в лесу с духами разговаривают?

— Да, это версия. Лучше у меня тоже нету.

Бурка, блин, хоть бы знак какой-то подал? Предупредил как-то? Повыл? Может, ему помощь нужна?

Хотя… дух волка успокоился. И ушёл вместе с волколаком. А предки Бурки, который на самом деле Раху, воевали именно с горными духами. За власть в горах и долине.

И духа зовут Раху, как моего Бурку. Может, они — родня? Может, дух волка — какой-нибудь предок крылатых волков?

Странный он какой-то. И горб на спине — словно сложенные крылья.

— Эй! — окликнул меня Багай. — Гляди! Я мозг достал!

Пока я зависал, парни вытащили из котла и раскололи ножом череп косули. Я видел — Багай воткнул нож туда, где сходились косточки, и как консервную банку вскрыл.

— Бери мозг косули, умнее будешь на переговорах! — охотник ножом подвинул ко мне череп, где, как в чашечке, лежал мозг.

Небольшой такой, компактный деликатес. Косуле много не надо.

— Шутишь? — спросил я.

— С чего бы? — удивился Багай. — Вон у Игеля хоть спроси. Все шаманы так говорят. Если охотнику нужна осторожность — лапки нужно варить, если доброта — сердце, если ума срочно нужно побольше — мозги.

Игель закивал с набитым ртом:

— Угу.

— Да ну вас! — рассмеялся я. — Зарезал, съел сердце и стал добрым? Приколисты.

Я огляделся в поисках Байсура. Нашёл — парень сидел метрах в десяти от нас. Боялся, наверное, подойти к костру, пока мы там пировали и никак не могли наесться.

— Добрый, — сказал я наставительно, — это вот так. — И окликнул: — Байсур, иди сюда! Иди, я сказал!

Парень поколебался, но подошёл. Я же обещал, что утром его убивать буду, не сейчас.

Я нарезал мозг на кусочки прямо в черепе. Сказал Байсуру:

— Парни говорят, что мозг косули — штука магическая. Съешь — и сразу придумаешь, что тебе теперь делать.

Наколол кусочек на острие ножа и протянул парню.

Ножом я по привычке пользовался в быту тем, что взял из дома Майи. (Надо бы не порезаться ненароком, а то личина спадёт).

— Садись, — сказал я. — Поешь с нами, Байсур. Не убить я тебя хочу. Я даю тебе шанс. И тебе надо понять, какой. Ешь мозг, может, сообразишь?

Байсур неуверенно опустился на травку. В глазах его застыл страх.

Я ощущал этот страх даже кожей. Интересно, откуда у меня такие способности прорезались? Не было же вроде раньше такого?

Из юрты колдуна пошатываясь выбрался Кима. Бок его был перевязан, а ноги при ходьбе заплетались. Но парень направился к костру.

Остановился на полпути. Отдышался. Снова пошёл.

Помощи он не просил. И в глазах его тоже был страх, только иной, чем у Байсура. Кима боялся, что мы его прогоним в юрту, чтобы лежал, лечился.