Невозможно не отдать должное самообладанию молодого революционера перед лицом неминуемой смерти. Большевики, в отличие от эсеров, на смертельный риск не шли – их вождь готовил членов своей партии убивать только других. Причем безнаказанно, в отличие от народовольцев и эсеров, без всякого риска. Но об этом – позже.

…Открытой и всенародной смерти, на которую надеялся Каляев, ему не было суждено. Он не знал, что после реакции народных масс на зрелище публичной казни народовольцев, когда петля прилюдно захлестнулась на нежной девичьей шее ровесницы Каляева Софьи Перовской и толпа сочувственно ахнула, власть приняла решение не проводить публичных казней.

9 мая Каляева привезли на полицейском пароходе в Шлиссельбург – мрачную крепость. В камере он попросил бумагу и перо. Почти весь этот день он писал, но рвал исписанные листки. И уцелели только слова, сказанные Петром I перед Полтавской битвой: «А о Петре ведайте, не дорога ему жизнь, была бы счастлива Россия».

…Прокурор сделал восемь попыток убедить Каляева написать прошение о помиловании – и каждый раз слышал от него категоричное «нет!».

На эшафот Каляев поднимался твердым, уверенным шагом, крест целовать отказался. Его повесили во дворе Шлиссельбургской крепости. Без свидетелей.

На месте гибели князя (ради точности упомянем, что он уже месяц как не был градоначальником, но командовал Московским военным округом) через три года был установлен памятник-крест (по проекту знаменитого художника Васнецова). 1 мая 1918 года, через полгода после Октябрьского переворота и установления в России «советской» власти (почему ставлю это слово в кавычки, скажу коротко – на самом деле власть в нашей стране никогда не принадлежала Советам), крест был снесен. Причем в сносе непосредственно участвовал Ленин. 4 мая 2017 года, то есть совсем недавно, памятник-крест вновь был открыт.

В 1924 году одну из московских улиц назвали Каляевской. Но вскоре после конца «советской» власти – 13 апреля 1992 года – было принято решение Президиума Моссовета о возвращении исторических именований площадям и улицам Москвы. И Каляевская вновь стала Долгоруковской – в память о предшественнике погибшего князя на посту московского генерал-губернатора Владимире Андреевиче Долгорукове. Живет устойчивое мнение, что именно он был самым любимым из московских градоначальников (занимая этот пост четверть века). При нем завершили строительство храма Христа Спасителя и открылась Московская консерватория.

После исчезновения имени Каляева из названия улицы один из современных российских правительственных чиновников, воодушевленный такими переменами, предлагал назвать что-нибудь в Москве именем убитого князя… Но никаких заслуг, ради которых стоило это сделать, за ним, увы, не числится. Современники (включая родственников князя) единодушно отзывались о нем дурно, что, естественно, никак не означает, что его следовало разнести за это на куски бомбой на главной площади Кремля.

Владимир Андреевич Долгоруков занимал пост московского градоначальника четверть века

На похороны великого князя царь с царицей приехать не могли: вдова его, Елизавета Федоровна, родная сестра царицы, умоляла не ехать – боялась за их жизнь.

Таким образом, в 1905 году стараниями террористов Российская империя стала страной, по которой правящий в ней император уже не мог свободно передвигаться. С этим что-то надо было делать. Но что именно делать, никто не знал.

За один год – с 1906-го по 1907-й – революционеры убили 4 126 и ранили более четырех с половиной тысяч правительственных чиновников… Должность губернатора, вице-губернатора, градоначальника стала опасной для жизни.

В это критическое для российской власти время Николай II назначает Столыпина, известного своим умом и решительностью, премьер-министром.

До этого Столыпин побывал на нескольких важных должностях. Прибыв в Саратов в качестве губернатора, он в первый же день узнал, что в губернии полыхает бунт, и тут же выехал на место действия. Подъезжая, увидел толпу крестьян и впереди всех здорового парня с большой дубиной в руках. Тут Столыпин проявил два важных качества – несомненное личное мужество и глубинное знание своего народа, всего несколько десятков лет как освободившегося от веков крепостной зависимости. Не дожидаясь охраны, губернатор вышел из кареты и пошел прямо на толпу. На ходу он сбросил с плеч тяжелую, так называемую николаевскую шинель и кинул ее на руки парню с дубиной, приказав:

– Подержи!

Парень выронил дубину и подхватил барскую шинель… (То, что ни в коем случае не сделал бы, утверждаю со знанием дела, юноша с Северного Кавказа, где никогда не было крепостного права.)

А Столыпин заговорил с толпой и быстро сумел снять напряжение.

…Он стал премьером 8 июля 1906 года. И всего месяц с небольшим спустя, 12 августа 1906 года, в приемную в его дачном доме, где толпилось немало посетителей, вошли два человека с портфелями (революционеры-террористы) и с возгласами бросили в людей портфели с бомбами… 33 человека погибли, более 30 были ранены. Обвалился балкон второго этажа – с трехлетним сыном Столыпина, его няней и шестнадцатилетней дочерью премьера. Сын уцелел (хотя эсеры давно приговорили ребенка к смерти), его няня погибла, дочь премьера два года лежала с раздробленными ногами и навсегда осталась инвалидом.

Неделю спустя, 19 августа 1906 года, по общему решению императора и Столыпина, было принято Положение Совета министров о военно-полевых судах. Временно вводились особые суды: председатель и четыре члена суда – офицеры; предание суду – в течение суток после преступления. Приговор выносится в течение сорока восьми часов с начала процесса (не предполагалось ни прокурора, ни адвоката) и приводится в исполнение в течение двадцати четырех часов. Эти суды действовали до 20 апреля 1907 года. После этой даты их сменили суды с обычными процессуальными нормами. За семь с небольшим месяцев по их приговорам повесили и расстреляли (вешали штатских, расстреливали военных) 683 террориста.

Все это в высшей степени печально.

Но нельзя забывать два обстоятельства.