Они пробираются на танцпол. Точно – Мо сюда приходить не планировал, он не танцует. Хотя обычно без танцев не обходится. Зачем же они заявились на нашу с Рейчел спонтанную гулянку посреди недели? Ее они едва знают – пересекались несколько раз на вечеринках, но не дружат. Собственно, Герти и Рейчел пребывают в состоянии вялотекущей вражды двух альфа-самок и при встрече неизменно устраивают склоку.

«У меня сегодня день рождения? – пьяно соображаю я. – Или они приготовили сюрприз?»

Поворачиваюсь к Рейчел.

– Что за…

– Столик! – командует она, указывая на кабинки в глубине зала.

Герти довольно убедительно скрывает раздражение от того, что приходится сменить курс, в то время как она только-только пробилась к нам.

Чую неладное. Однако сейчас у меня кульминация опьянения, так что я с готовностью задвигаю тревожные мысли подальше, надеясь, что мне, по меньшей мере, сообщат про оплачиваемый месячный отпуск в Новой Зеландии.

Но нет.

– Тиффи, я не знала, как тебе сказать, – начинает Рейчел, – и не придумала ничего лучше, чем напоить тебя, напомнить, как приятно флиртовать с мужчинами… ну и позвать группу поддержки. – Берет меня за руки. – Тиффи, Джастин скоро женится.

Разговор по поводу квартиры зашел совсем не туда – Кей разошлась не на шутку. Почему? Расстроилась, что кроме нее в моей постели будет спать кто-то еще? Но она все равно у меня не ночует. Терпеть не может темно-зеленые обои и соседей-пенсионеров. Твердит, что я провожу «со стариками слишком много времени». Мы всегда встречаемся у нее – светло-серые стены, крутая молодежь вокруг.

Утомительный спор заходит в тупик. Кей требует, чтобы я удалил объявление и отказал женщине из Эссекса, а я стою на своем. Это лучший доступный мне способ дополнительного заработка, не считая лотереи, которую нельзя учитывать при планировании. Не хочу снова занимать эти чертовы триста пятьдесят фунтов. Кей сама говорила: нашим отношениям такое не на пользу.

Раз сама говорила, то в конце концов согласится.

Долгая ночь. Холли не могла уснуть; играли в шашки. Поднимает руку и, прежде чем взять фигуру, водит ею над доской, словно колдует. Техника манипуляции – противник, вместо того чтобы обдумывать следующий ход, следит за ее действиями. И где только семилетняя девчушка такого набралась?

Спрашиваю.

Холли: Ты неиску́шенный, Леон, да?

Говорит «неиску́шенный», с ударением на «у». Должно быть, впервые произносит вслух, вычитала в книжках.

Я: Вообще-то я очень даже многоопытный, Холли. Спасибо на добром слове.

Она окидывает меня снисходительным взглядом.

Холли: Не расстраивайся, Леон. Просто ты слишком хороший. Люди, наверное, вытирают о тебя ноги. Как о коврик.

Тоже где-то услышала. Вероятно, от отца, который заходит раз в две недели в дорогом сером костюме и приносит с собой первые попавшиеся сладости и кислый запах сигарет.

Я: Быть хорошим не плохо. Можно быть сильным и хорошим. Не обязательно или то, или другое.

Снова покровительственный взгляд.

Холли: Понимаешь… Вот Кей сильная, а ты хороший.

Разводит руками с выражением «такова жизнь».

Ошарашен. Не подозревал, что она знает имя Кей.

Едва захожу домой, звонит Ричи. Кидаюсь к телефону – знаю, что это он, по городскому никто больше не звонит – и стукаюсь головой о низкий подвесной светильник на кухне. Самый неприятный предмет в квартире, во всем остальном просто великолепной.

Потираю лоб. Закрываю глаза. Вслушиваюсь в голос Ричи, ища в нем дрожь или другие намеки на то, как он на самом деле себя чувствует. Хочу услышать настоящего, живого, дышащего Ричи, с которым пока еще все в порядке.

Ричи: «Расскажи что-нибудь хорошее!»

Сильнее сжимаю веки. Значит, выходные прошли неважно. В субботу и воскресенье всегда тяжело – меньше прогулок. Он похоже приуныл. Сужу по акценту: немного Лондон, немного Корка – когда он грустит, Ирландия в речи звучит явственнее.

Рассказываю о Холли – о ее талантливой игре в шашки и обвинениях в «неиску́шенности».

Ричи слушает, и тут неожиданный вопрос.

Ричи: Она умрет?

Сложно… Люди не всегда понимают: дело не в том, умрет ли человек или нет. Хоспис – это не только место, чтобы тихо угаснуть, многим как раз становится лучше, и они возвращаются домой. Суть в том, чтобы в период неизбежного страдания сделать жизнь комфортней.

Но Холли… Да, может умереть. Она очень больна. Очаровательная, не по годам развитая и больная.

Я: В ее возрасте лейкемия неплохо поддается лечению.

Ричи: Не надо статистики. Давай лучше хорошую историю.

Улыбаюсь, вспоминая, как в детстве, когда месяц не работал телевизор, мы разыгрывали на двоих сюжет «Соседей». Ричи всегда любил хэппи-энды.

Я: Она поправится. Вырастет и станет … программистом. Применит свои шашечные таланты, чтобы с помощью цифровых технологий разработать новые продукты питания, от которых не будет голода, и Боно[2] на Рождество придется искать себе другое занятие.

Ричи смеется. Негромко, однако достаточно, чтобы узел у меня в животе отпустило.

Молчим. Может, по-братски, а может, за неимением более выразительных слов.

Ричи: Здесь ад, чувак.

Слова бьют под дых. В последний год слишком часто ощущаю эту связь между нами – и этот удар кулаком.

Я: До апелляции совсем чуть-чуть, дело двигается. Сэл говорит…

Ричи: Брось! Сэлу надо платить. Я не вчера родился, Лео. Это нереально.

Говорит мрачно, медленно, невнятно.

Я: Что за дела? Разуверился в старшем брате? Ты же сам говорил мне, что я стану миллиардером!

Чувствую, что он невольно улыбается.

Ричи: Ты и так сделал достаточно.

Нет. Такого не бывает. Не бывает достаточно, не в этом случае. Хоть я и не раз желал поменяться с Ричи местами, чтобы избавить от страданий.

Я: У меня план, как раздобыть денег. Тебе понравится.

Какой-то шум.

Ричи: Сейчас. Дайте еще секунду…

Приглушенные голоса. Сердце у меня колотится. Когда говоришь с ним по телефону и слышно только нас двоих, легко представить, что он в тишине и безопасности. Да только он там, на тюремном дворе, и за ним очередь. Предпочел телефонный звонок единственному шансу принять душ или получасу прогулки.