Доктор Хантер помолчал.

– Почему, Росс? – требовательно спросила Линн.

– Потому что функция печени очень сложна. Я сейчас нарисую разрез, покажу…

– Не надо мне больше дерьмовых рисунков! – выкрикнула она и заплакала. – Хочу только, чтоб моему ангелу стало лучше. Вы должны что-то сделать!.. Что же будет, Росс? – всхлипнула Линн.

Он прикусил губу.

– Нужна трансплантация.

– Пересадка? Черт возьми, ей всего пятнадцать! Пятнадцать…

Он кивнул, ничего не сказав.

– Простите… я не на вас кричу… – Линн полезла в сумочку за носовым платком, вытерла глаза. – Бедняжка уже столько вынесла. Трансплантация?.. В самом деле единственный выход?

– К сожалению, да.

– А иначе?

– Говоря грубо, Кейтлин не выживет.

– Сколько у нас времени?

Доктор беспомощно всплеснул руками.

– Этого я сказать не могу.

– Недели? Месяцы?

– Максимум несколько месяцев. Может быть, меньше, если состояние и дальше будет ухудшаться такими же темпами.

Наступило долгое молчание. Линн смотрела в собственные колени. Наконец очень тихо, спокойно спросила:

– Трансплантация очень рискованна?

– Я бы солгал, утверждая, что нет. Главная проблема – найти подходящую печень. Доноров не хватает.

– А у нее еще редкая группа крови… – добавила Линн.

Доктор Хантер заглянул в свои записи и кивнул:

– Да. AB отрицательная. Редкая – такая примерно у двух процентов населения.

– Группа крови имеет большое значение?

– Имеет, но в точных критериях я не уверен. Возможна перекрестная совместимость.

– Я… могу ей отдать свою печень?

– Возможно, частично, какую-то долю. Но у вас должна быть совместимая кровь, и, по-моему, вы не такая уж крепкая.

Он поискал другую карточку.

– У вас группа А положительная. Я не знаю. – Доктор Хантер слабо улыбнулся, с симпатией, но почти безнадежно. – Доктор Грэнджер скажет точнее. И заодно оценит влияние вашего диабета.

Ее испугала неожиданная растерянность и беспомощность человека, которому она привыкла полностью доверять.

– Замечательно, – горько фыркнула Линн.

Еще одна нежеланная памятка о распавшемся браке. Поздно проявившийся диабет мог быть спровоцирован стрессом, как объяснял доктор Хантер. Поэтому невозможно утешиться даже вкусной едой.

– Значит, Кейтлин должна ждать смерти человека с подходящей группой крови? Это вы хотите сказать?

– Вероятно. Если у вас нет родственников или близких друзей с подходящими данными, которые согласятся стать донорами.

В душе возродилась надежда.

– Такое возможно?

– Размеры имеют значение. Донор должен быть крупным.

Единственный известный и сразу пришедший на память мужчина крепкого сложения – Мэл. Но у него такая же группа крови, как у самой Линн, – это выяснилось, когда они оба, как сознательные граждане, стали постоянными донорами.

Она быстро мысленно прикинула. В Соединенном Королевстве шестьдесят пять миллионов жителей. Допустим, сорок пять миллионов подростки. Значит, два процента составляют около девятисот тысяч. Куча народу. Наверняка каждый день умирают люди с отрицательной группой AB.

– Будем в очереди стоять? Как стервятники? Ждать чьей-то гибели? Вдруг Кейтлин свихнется от подобной мысли? Вы ее знаете. Она не выносит насильственной смерти. Дергается, когда я мух бью на кухне!

– Приведите ее ко мне. Если угодно, встречусь с ней прямо сегодня попозже. Родственники погибших, чьи органы были переданы другим, часто утешаются мыслью, что смерть близких послужила благородной цели. Если желаете, я попробую ей объяснить.

Линн вцепилась в ручки кресла, стараясь прогнать страхи.

– Даже не верится, что я об этом думаю, Росс. Никогда не была жестокой, никогда не любила бить мух на кухне. А теперь сижу и реально хочу чьей-то смерти…

Утренний поток машин, остановившийся из-за аварии на Колдин-Лейн, уже доходил почти до подножия холма. Слева тянулся послевоенный муниципальный жилой квартал Маулскомб, справа за каменной стеной деревья отмечали восточную границу Стэнмер-парка – одного из обширнейших в городе открытых пространств.

Констебль Йен Аппертон осторожно протиснул полицейский БМВ мимо зада брюзжавшего автобуса, намертво застрявшего в конце очереди, выбрался, наконец, на дорогу и, воя сиреной, погнал машину по встречной полосе.

Констебль Тони Омотосо молча сидел рядом с ним, присматривая за автомобилями на тот случай, если какой-нибудь водитель в нетерпении решится на глупость – прорваться или развернуться. Но водители либо ослепли, либо не слышали сирену, оглушенные чересчур громкой музыкой, только поглядывали в зеркало да приглаживали волосы. Тони Омотосо, как всегда, испытывал тревогу и напряжение, направляясь к месту дорожного происшествия – именно так теперь на изменчивом полицейском лексиконе именуется авария. Никогда не знаешь, что увидишь.

При серьезном столкновении машина часто превращается из лучшего друга в смертельного врага – захватывает пассажиров в капкан, крушит, ломает, рвет на куски, в самых худших случаях поджаривает заживо. Только что ехали, слушали музыку, весело болтали, а через секунду – через долю секунды – корчатся в агонии в металлической коробке с бритвенно-острыми краями, обезумевшие и беспомощные. Провалились бы в преисподнюю ненавистные идиоты, не умеющие водить машину или бесшабашно рискующие, а вместе с ними и болваны, не потрудившиеся пристегнуться ремнем!

БМВ приблизился к вершине холма, к проклятой развязке с крутым поворотом на Дитчинг-роуд, которая пересекает Колдин-Лейн с востока на запад. Перед шеренгой машин стоял синий «ренджровер» с включенными аварийными огнями. Неподалеку поперек дороги развернулся белый БМВ-кабриолет старой модели с открытой водительской дверцей. Внутри никого. За дверцей большая треугольная вмятина, заднее колесо просело, заднее стекло разбито. Дальше толпятся люди. Увидели подъезжающий полицейский автомобиль, посторонились.

В открывшемся проеме Омотосо увидел маленький белый «форд». Рядом с ним на земле распростерся орлом неподвижный мотоциклист, из-под черного шлема течет струйка темно-алой крови, образуя лужицу на дороге. Возле него стоят на коленях двое мужчин и женщина. Один вроде пробует с ним разговаривать. Поблизости валяется красный мотоцикл.

– Снова «файерблейд», – мрачно и почти неслышно пробормотал Аппертон, останавливаясь.

«Хонда-файерблейд» – классическая машина «заново родившихся» байкеров, излюбленный мотоцикл сорокалетних олухов, которые гоняли на нем в юности, а когда заработали деньги, жаждут опять сесть в седло. Им, конечно, нужна максимальная скорость, хоть они по-настоящему не понимают, насколько быстрее – и непослушнее – стал мотоцикл за прошедшие годы. Согласно скорбной статистике, подтвержденной ежедневными наблюдениями Тони Омотосо, Йена Аппертона и десятков других офицеров дорожной полиции, главную группу риска составляют не тинейджеры без царя в голове, а бизнесмены среднего возраста.