— О чем? — спросила Сюзанна, хотя не ожидала разъяснений.

— Да так, о транссубстанциации.

— Транссубстанциация… — запнулась Сюзанна. — Это что-то про транспорт?

Адель засмеялась:

— Сразу видно, Сюзанна, что вы не теолог. — Она откинулась на спинку кресла и закинула руки за голову. — Транссубстанциация — это преображение Господне в процессе евхаристии… Следует ли весь хлеб и вино считать телом Христа? — требовательно вопросила она.

— Чудесно, — пробормотала Сюзанна, имевшая весьма смутное понятие о том, что такое евхаристия.

Адель отхлебнула чаю и скорчила гримасу:

— Ну нет, это же не ромашка, это лапсанг соучонг! Честное слово, чем скорее Барри разберется со своей ногой, тем лучше будет для всех нас. — И она продолжила рассказ о событиях предыдущего дня: — В шесть, после молитвы Эда и моей медитации, Эд включил программу «Сегодня», принял ванну, а я душ, потом Венди нам принесла французский завтрак, затем Поппи поела — я все еще кормлю ее грудью, — потом прическа, маникюр, отправила детей в школу, десять минут на газету. Обсудила с Венди угощение для приема «Ассоциации жен и подруг команды „Манчестер Юнайтед“» здесь, в доме Номер Десять. Дальше машиной в Лондонский институт экономики и политики, прочла там лекцию на тему «Феминизация западного мужчины». Машиной сюда. Написала восемьсот слов в «Спектейтор» о перегрузке электронной почты, потом ланч с Камиллой П. Б.[8], она обещала меня научить кататься верхом, когда на следующей неделе поедем в Хай-гроув[9]. Что дальше? Ах да, покормила ребенка, ходила покупать обувь с Гейл Ребак[10], приняла делегацию монахинь из Руанды, поднялась на второй этаж, съела сандвич со старшими детьми, Морганом и Эстель. Сын сейчас готовится к школьным экзаменам, а дочь только что пошла в школу для девочек в Кэмдене. Машиной к Андре, на урок тенниса, потом назад сюда, душ, прическа, макияж. Потом звонки, письма, электронная почта, снова кормление, прием «Манчестерских жен». Эд пришел, он обожает футбол. Потом… Ах да, на второй этаж к детям, помогла Моргану с сочинением по «Королю Лиру». Прическа, макияж, переоделась, обед во французском посольстве с Шарлоттой Рэмплинг и Эдди Иззардом[11]. Все согласились, что…

Сюзанна, поклонница Эдди Иззарда, прервала ее:

— А какой он, Эдди?

— В черных колготках и красных туфлях. И похоже, смеялся над чем-то, что известно только ему одному. Не в моем вкусе.

Когда Венди проводила Сюзанну, Адель посидела в одиночестве, проигрывая интервью в памяти. Она знала, что не понравилась Сюзанне. Еще в детстве Адель поняла, что ум следует скрывать. Бабушка предупреждала: «Умников не любят, Адель». Иногда она завидовала этим тупицам из электората Эда, с их банальным трепом и тривиальными заботами. Она потрогала кончик носа и подумала, не сделать ли операцию. Эд все время твердит, что ему нравится ее нос, и целует его во всю длину и ширину. Но она устала таскать нос перед собой, словно вымпел.

Едва оказавшись за дверями дома Номер Десять, Сюзанна включила мобильный телефон. Джек Шпрот, любуясь ногами Сюзанны, услышал, как та произнесла: «Она же просто корова».

Джек усмехнулся про себя — он знал точно, о какой именно корове речь.

Адель Флорэ-Клэр родилась в Париже, она была внебрачной дочерью матери-англичанки с Фоли-Бержер и отца-француза, бухгалтера. Ее воспитала в Хокстоне бабушка, которая вставала в четыре утра и работала уборщицей, чтобы Адель могла посещать частную школу, где, как надеялась бабушка, другие ученицы не станут дразнить Адель из-за носа. Бабушка ошиблась: в школе ее внучку прозвали Le Nez[12]. Адель написала четыре книги по популярной философии. Первую она опубликовала в девятнадцать, и та сразу же стала международным бестселлером. Провокационное название книги «Бог — лесбиянка» обеспечило массовую поддержку прессы, радио и телевидения. Адель часто спрашивали, не лесбиянка ли она сама. Она всегда отвечала двусмысленно, дразня собеседника, — дабы ее имя и фотография регулярно появлялись не только на страницах книжных обзоров, но и в разделах сплетен и новостей.

В двадцать один Адель уже читала лекции в Сорбонне и опубликовала еще две книги: «Жены философов» и «Виттгенштейн: идиот за идеалом».

У нее имелись квартирка в лондонском районе Сент-Мартин-лейн и постоянный номер в парижском отеле «Риволи». Она была счастлива: молодая, здоровая, элегантная, умная, преуспевающая, уважаемая и знаменитая. Увы, Адель страдала галлюцинациями, с ней беседовали разные голоса, употреблявшие вульгарную и неприличную лексику. Она обращалась к психиатрам в Лондоне и Париже, но легче не стало. Психотропные средства не помогали, и голоса все так же бормотали на двух языках, обвиняя ее в разных гнусностях. Однажды, когда Адель давала интервью Мелвину Брэггу[13]в программе «Шоу Южного берега», голоса обвинили ее в исчезновении скаковой лошади по кличке Шергар. Адель громко ответила: «Что за вздор!» — переполошив Мелвина, который как раз спросил, не влиял ли Платон умышленно на Александра Македонского, чтобы тот расширил греческую империю. Ее сердитый выкрик не вырезали из записи, потому что сочли эффектным.

Адель Флорэ встретила Эдварда Клэра, когда того только-только избрали в парламент от округа Фликуик-Ист. Они познакомились на приеме в честь Гора Видала[14]и пережили подлинный катаклизм. Через несколько минут интенсивной болтовни — о гонке вооружений среди государств Персидского залива — оба поняли, что без ума друг от друга. Эдвард глаз не мог отвести от ее дивного носа.

Когда к ним подвели для беседы самого Гора, их вовсе не тронули его медлительные откровения о некой богине экрана, о главе ЦРУ и какой-то афганской борзой.

Эдвард выразил озабоченность по поводу собаки, потом они извинились и вскоре укатили в черном такси.

Едва такси свернуло за угол, они бросились друг другу в объятия. Эдвард крикнул шоферу, чтобы катался по городу, пока не велят остановиться. Столь романтический жест совершенно не растрогал водителя, он сообщил, что направляется домой в Голдерс-Грин, где его ждет обед. И Эдвард сказал: