Я обиделась, но виду не подала:

– Это не маскарад, чтобы ты знал, а смена имиджа.

– Да ну? – изумился он, принимая у меня из рук тяжелые пакеты с продуктами. Из одного, между прочим, торчала бутылка вина, а в другом, сверху всяческих деликатесов, на самом виду пристроилась прозрачная упаковка с пирожными. – Гульба намечается тоже по поводу смены имиджа?

– Ты против? – нейтрально спросила я.

– Я, признаться, несколько удивлен…

– И это все, что ты мне можешь сказать по поводу того, что видишь?

Ленечка аккуратно поставил на стол бутылку, потом так же старательно, чтобы не попортить, вытащил пирожные и только после этого сказал:

– Мне кажется, что все это… – он одним взмахом руки описал вокруг меня овал, – … как-то не по возрасту… Ты, случаем, не забыла, сколько тебе лет?

– Я точно знаю, что не восемьдесят! – уже довольно зло выпалила я.

– Но ведь и не двадцать, – сказал он тоном, каким говорят с зарвавшимися тинейджерами.

– Пусть тридцать шесть, и что? Мне никто не дает больше двадцати восьми! – еще громче выкрикнула я, чтобы нечаянно не разреветься.

– Не сердись, – примиряюще сказал Ленечка и даже обнял меня за плечи.

Что ж! Стоило рядиться под сопливую девчонку хотя бы только для того, чтобы он вот так нежно обнял меня и притянул к себе. Я прижалась своими пронзительно-розовыми губами к его губам, как всегда пахнущим ментоловыми сигаретами, и он не смог отказаться от моего поцелуя. Он вообще ни от чего не смог отказаться. Мой резко омоложенный вид настроил его на сентиментальную волну, и он принялся вспоминать нашу с ним юность. Я не желала копаться в прошлом. Я желала жить настоящим, а потому сделала все для того, чтобы он забыл и про вино, и про пирожные, которые обожал, и, возможно, даже про ту свою новую зазнобу из «Здравы». И он о ней забыл. На тот вечер уж точно. Но на справку от гинеколога мы с ним тогда так и не наработали.

Следующим утром, которое неизбежно все-таки пришло за нашей очень жаркой ночью, Ленечка попросил меня не краситься душераздирающей (как он сказал) помадой и не надевать хотя бы на работу ясельную юбчонку. Я согласилась. Я готова была соглашаться со всем, только бы он не уходил от меня. Черные, сильно расклешенные шелковые брюки мне тоже здорово шли, а помаду запросто можно чуть-чуть приглушить нанесенным сверху коричневатым тоном.

– Совсем другое дело, – сказал довольный Ленечка и даже соизволил похвалить: – Пожалуй, тебе идут блондинистые волосы. Практически секс-символ! Куда там душке Монро! Гляди, как бы покупатели не разорвали тебя на сувениры!

Ленечка довез меня до книжного магазина, где я трудилась, нежно поцеловал в щеку, чтобы не попортить мои накрашенные губы, и отчалил в свою «Здраву».

И все-таки!.. Мне в затылок уже дышала другая женщина. Я это чувствовала даже тогда, когда этим же вечером Ленечка отказался от просмотра футбольного матча ради того, чтобы пораньше улечься со мной в постель. Все вроде бы было как всегда и все-таки по-другому. Вернее, не просто по-другому, а именно так, как бывало, когда он планировал исчезнуть из моей жизни: несколько отстраненно и задумчиво. Он как бы сравнивал, кто из нас лучше. Неужели у них дело уже дошло до секса? Жаль, конечно, если так. Но и это мы уже проходили. Не впервой.

Я совсем было собралась позвонить Серой Мышке, когда она вдруг сделала это первой.

– Это Даша, – несколько нервно проговорила она в трубку. – Вы меня узнали?

Странно было слышать подобный вопрос из трубки мобильника, но я, конечно же, ответила очень вежливо и заинтересованно:

– Разумеется, Дашенька! Я очень ждала вашего звонка!

– Так вот… Поскольку уж я обещала, то… Короче говоря… завтра Леонид Сергеевич вместе с нашим коммерческим директором едет на переговоры с конкурирующей фирмой «Ваше здоровье», которая возомнила… Впрочем, вас наверняка не интересует, что возомнила о себе конкурирующая фирма…

– Вы правы, – подтвердила я ее догадку, – совершенно не интересует.

– Так вот… – повторила Серая Мышка свой, видимо, любимый зачин. – В 12.00 вашего Зацепина и… нашего коммерческого директора возле «Здравы» будет ждать машина…

Мышка замолчала, и я вынуждена была спросить:

– И что?

– Как это – что? Вы же, кажется, хотели посмотреть…

– На коммерческого директора?

– Вот именно! На коммерческого директора фирмы «Здрава» Эмму Григорьевну Заречную!

– То есть, вы хотите сказать, что…

– Да, похоже, у вашего… мужа роман с Заречной.

– Похоже или настоящий роман?

– Ну… Я думаю, что настоящий, хотя, конечно, стопроцентную гарантию давать не буду.

– Отчего так?

– Оттого, что они в обнимку по «Здраве» не ходят.

– Но… тогда из каких соображений вы сделали вывод, что…

– Вы и сами, думаю, знаете, из каких соображений можно сделать такой вывод. Это… ну… словом, видно и… все.

– И все… – зачем-то повторила я.

– Вообще-то, не все, – как мне показалось, мстительно сказала Мышка.

– А что еще? – испугалась я.

– А еще… я вам, пожалуй, не завидую…

– То есть? – окончательно струхнула я и даже покрылась испариной так, что трубка мобильника практически приклеилась к щеке.

– Посмотрите на Эмму Григорьевну и сразу поймете, что я хотела сказать.

На этом заявлении Мышка отключилась, а я крепко задумалась. Что же там такого в этой Эмме Григорьевне, что мышастая Дашутка мне не завидует? По сравнению с Мышью я в своей новой стрижке блондинистого колера выглядела настоящей королевой. Насколько же должна быть хороша Эмма, чтобы Дашенька, жалкий грызун фирмы «Здрава», меня пожалела? Или, может быть, все дело в том, что Заречная – коммерческий директор? Неужели дело в деньгах? Не-е-ет… Ленечка продаться не мог. Это мы тоже уже проходили… Не тот он человек, чтобы ради звонкой монеты… Чувства – это для него святое… Как говорится, мухи отдельно, котлеты… В общем, сами знаете.

Ночью я спала плохо, будто перед экзаменом. В пять часов утра окончательно проснулась, вынырнув из кошмара, в котором Ленечка собирался жениться на одной известной теледиве. Та была в огромном кринолине, который никак не желал пролезать сквозь парадные двери Дворца бракосочетаний на Английской набережной. Эта теледива немедленно вызвала рабочих с отбойными молотками, чтобы они разнесли по щепкам непослушные двери. А я будто бы встала грудью прямо перед могучими жалами отбойных молотков, и они уже даже начали сверлить мне живот, от чего, собственно, я и проснулась. Чуть пониже груди в мое вспотевшее от натуги и огорчения тело впился колпачок от шариковой ручки, неизвестно каким образом оказавшийся в сбившейся в безобразный ком постели. Что ж! Сон почти в руку! Завтра… то есть уже сегодня, возможно, мне и придется заслонить Ленечку грудью. Не отдавать же его коммерческому директору даром, за здорово живешь! Мы с ним так много пережили вместе! Пусть Заречная покупает себе других мужчин и рассверливает для своих кринолинов какие угодно двери.