той, прошлой, жизни интонации, ясно указывающие, что на самом-то деле имеется в виду нечто прямо противоположное сказанному. Нравится ему здесь, вот что — но положение обязывает. И приходится демонстрировать эдакий интеллигентский скепсис, заимствованный из восьмидесятых — когда они, по младости своей и недомыслию принимали подобные штучки за свидетельство широты ума и независимости личности. И неважно, что Сергей видит его насквозь — ноблесс облидж[1], хоть ты тресни!

Вообще-то, отметил в который уже раз Сергей, Казаков стремительно возвращался к манерам их общей молодости — и не заметно что-то, чтобы он этому противился. И хорошо бы это относилось не только к словесной иронии и неистребимому, демонстрируемому по любому поводу скепсису. Да что там –он словно моложе делается, хотя до Зурбагана с его воздухом, словно насыщенным чем-то, исключающим посторонние, принесённые извне недуги (замечено, услышано от мастера Валу и проверено на себе!), ещё очень далеко. Вот что значит вырваться из привычной обстановки, из осточертевшей рутины, отнюдь не способствующей как душевному, так и физическому здоровью…

— Угадал, именно здесь. Вот на этом самом мысу. Видишь, рядом с маяком домик смотрителя — там ты и поселишься! Только сначала заглянем кое-куда — ненадолго, недельки на полторы-две. Отдохнёшь, погреешься на солнышке, заодно и научишься кое-чему полезному. В море, опять же, искупаешься — там оно, считай крымское, или даже средиземноморское, как на каком-нибудь Капри.

На Капри, как и вообще в Италии Сергею бывать не приходилось — в отличие от Казакова, посетившего в конце восьмидесятых Венецию в качестве руководителя подростково-студенческой делегации. Но хорошо помнил, как тот же максим Горький сравнивал средиземноморский климат и море именно с крымскими — да и итальянские пейзажи Айвазовского крепко засели в памяти.

— Это в Зурбагане вашем, что ли? — недоверчиво спросил Казаков. Сергей спрятал усмешку — ему была понятно происхождение этой недоверчивости.

— Там, где ж ещё? А ребята пока приведут маяк в рабочее состояние — электрику подлатают, дизель наладят, ещё кое-что по мелочам… Опять же — надо тебе показать, как там всё устроено. На Бесовом Носу, я имею, не в Зурбагане.

— Да, с ним и так всё ясно. — пробурчал Казаков. — Жопа мира, хотя и довольно живописная — сейчас, осенью. Но я представляю, как тут зимой…

— Не хуже, чем на Валааме. — отпарировал Сергей. — Монахи сколько веков там живут — и заметь, без всякого электричества! А тебе меньше года тут предстоит провести, считай, испытательный срок. Вот увидишь, тебе даже понравится. Прикупим двустволку или там карабин нарезной — будешь зайцев по снегу стрелять, их на Бесовом Носу немеряно. В Зурбагане есть лавочка оружейная — знаешь, какая там роскошь по витринам да прилавкам! Бронза, стволы гранёные сталь, ремни из тиснёной кожи, ложи палисандровые — чисто стимпанк!

Смысл этого термина, очень популярного в двадцать третьем году и почти неизвестного в 1994-м, Сергей уже успел усвоить. Правда, «зурбаганский стимпанк» имел ярко выраженный оттенок произведений Александра Грина и выглядел — во всяком случае, в той своей части, которую успел разглядеть Сергей — куда симпатичнее миров наскоро пролистанных «Машины различий» Уильяма Гибсона, или пановского «Герметикона». И, конечно, лавка «Варфоломей Гизер и сыновья. Товары для охоты и путешествий», что на улице Полнолуния -он нисколько не сомневался, что тамошний антураж сразит старого друга наповал. Был когда-то в их словесных играх такой обязательный элемент: персонаж снаряжается для путешествия в другой мир, тщательно копается в оружейных каталогах (их роль выполняли, как правило, иллюстрированные справочники Александра Жука «Пистолеты и револьверы» и «Винтовки и автоматы», тщательно расписывали походное снаряжение… Теперь это предстояло Казакову в самой, что ни на есть, реальности — и Сергей даже немного завидовал старому другу.

— Тоже мне, Соколиный Глаз, гроза саблезубых сусликов… — буркнул Казаков. Видно было, однако, что идея с охотой ему понравилась. Сергей припомнил, как в 93-м, во время первого визита на Беломорье они расстреляли по большим чёрным бакланам не меньше десятка дробовых патронов — а когда попытались сварить добытую дичь, то оказалось, что эти то ли морские утки, то ли чайки по консистенции напоминают хорошо выдержанную подошву и воняют рыбой.

Нос «Клевера» ткнулся в низкий каменный лоб, возле которого покачивались на волнах лодки-дощанки, облезлая «Казанка» и надувной туристический катамаран со снятой мачтой. И ни одной «реконструкционной» посудины, отметил Сергей — ну да, фестивальный сезон закрыт, все разъехались по домам….

По палубе простучал башмаками Валдис — потащил с полубака на сушу узкие дощатые сходни.

— Эй, пассажиры! — позвал из рубки Врунгель, капитан буксира. — Прибыли, выгружайтесь!

* * *

Из записок Сергея Баранцева.

«…'Амбаркация» — так, кажется, военные моряки называют возвращение десанта на корабли? — прошла не так гладко, как было запланировано. Предполагалось, что нас заберут прямо из Москвы — точнее, с Клязьминского водохранилища, где мне уже случалось однажды появиться после прохождения Фарватера. В тот раз мне помог маячный буй, на который я с помощью мастера Валу настроил «астролябию». В этот раз планировалось нечто подобное — «Квадрант» в точно рассчитанный момент возникнет ниоткуда посреди акватории, где мы уже должны были дожидаться его на прокатной гребной лодке — а дальше, как говорится, дело техники. Вернее сказать — непостижимой магии Фарватеров, действующей, впрочем, не хуже хорошо отлаженного механизма.

Но — человек предполагает, а кто-то другой располагает. Я тупо не успел завершить свои дела к назначенному времени — когда мастер Валу в точном соответствии с нашими договоренностями пугал отдыхающих и любителей парусного спорта своим внезапным появлением посреди водохранилища, я всё ещё торчал в Петрозаводске. Отправляться в Москву, не решив проблемы документов смысла не имело — а латышу Валдису понадобилась на это почти неделя сверх назначенного им же самим срока. Нет, я на него не в обиде — уж больно сомнительные операции пришлось провернуть, — но факт остаётся фактом: я банально опоздал. И пришлось мастеру Валуэру возвращаться в одиночку, терзаясь нехорошими предчувствиями: а вдруг чересчур бойкий ученик всё же решил остаться в своём мире, наплевав на открывающиеся в Зурбагане перспективы?

Но к счастью, был и запасной вариант. Нет, не то, чтобы я изначально ожидал неприятностей, но ведь действия закона Мёрфи ещё никто не отменял, верно?