— Всё в порядке, — остановил меня Захар и отдал дочери пас.

Она побежала за мячом, Захар снял пиджак и, отдав мне, вышел на лужайку. Машина уже ждала его, водитель стоял рядом.

Я приподняла пиджак и, сама того не желая, украдкой втянула едва чувствующийся запах. Приятный, ненавязчивый — мужской дезодорант и свежесть.

Захар отбросил мяч к самым деревьям.

— Беги, — скомандовал Инге.

Просить её дважды было не нужно. Её собранные в косички волосы весело подпрыгивали, вышитые сзади на футболке ангельские крылья готовы были затрепетать. Захар с самодовольной полуулыбкой наблюдал за ней, меня же разъедала обида. Он всегда хотел сына. Всегда. А у меня осталась ненужная ему дочь. Шесть лет была не нужна, а тут разом — пришёл, увидел, победил.

— А там мальчик! — вдруг показала Инга.

Мы с Захаром повернулись. На пороге открытой задней двери стоял Игнат и, опираясь на свои ходунки, следил за игрой. Захар сразу забыл о мяче и кинувшей его ему Инге.

— Ты что стоишь? — обратился к сыну. — Иди к нам.

— Зачем?

— Как зачем?

— Я всё равно не могу играть, — он было развернулся, но Инга подлетела к нему.

— У тебя ноги не ходят?

— Ходят.

— А почему ты не можешь играть?

— Потому что не могу.

— Это из-за этого? — показала на ходунки. — А ты их убери.

— Отстань, — огрызнулся Игнат. — Я не могу играть в мяч! Не могу! А папа может, пусть с тобой и играет!

Глаза мальчика стали влажными. Я хотела подойти и попробовать успокоить его, Захар тоже подался к двери, но Инга нас опередила.

— Ты же можешь не в мячик поиграть? Смотри, — достала из кармана ленточку.

Высунув от усердия язык, сделала из неё петельку и стала наматывать на пальцы.

— Вот, смотри. Я фокус умею показывать. Меня мама научила. Вот… — Надела на четыре пальца, перекрутила, зацепила за большой. Ой… — ленточка запуталась. — Не получилось. Сейчас ещё раз. — Повторила всё то же. Ладошка оказалась перемотанной, а потом дочь сняла петельку с большого пальчика и в лёгкую убрала ленточку. — Вот! Это фокус.

— Глупый фокус, — буркнул Игнат. — Дурацкий.

— Сам ты глупый и дурацкий. А фокус классный. И вообще, как тебя зовут?

Игнат молчал. Долго думал, прежде чем ответить.

— Игнат.

— А я Инга.

— Ты уже говорила.

— Ну и что? Может, ты не запомнил.

Плакать Игнат больше не собирался, хоть всё ещё был мрачнее тучи.

Я вернула пиджак Захару.

— Я постараюсь, Захар, — сказала вполголоса.

Как бы там ни было, он всё-таки её брат.

В ответ он холодно кивнул, а я, краем глаза продолжая наблюдать за детьми, раскрыла папку.

Глава 3.1

Вика

Игнат был у себя в комнате. На первый взгляд она выглядела скромнее, чем спальня Инги, но минуты хватило, чтобы понять — это не так. У сына Захара была даже своя крытая веранда, выходящая в сад.

— Ну что? Готов начать?

Мальчик хмуро посмотрел меня и продолжил двигать квадратики с буквами, выставляя их в правильном порядке. Ни дать ни взять Кай из Снежной Королевы.

— Молчание — знак согласия?

Он снова меня проигнорировал. Протест в откровенной форме. Но я заведомо знала, что будет сложно.

— Хорошо. Не хочешь разговаривать, не надо. Мне, в общем-то, всё равно. Твой отец мне платит не за разговоры. Так что можем помолчать вдвоём.

Я достала массажный стол и принялась раскладывать его, напустив вид, что до Игната мне дела нет. Разложила стол, застелила его свежей простыней, проверила на месте ли масло и другие нужные мне вещи. Игнат отложил игру. Думая, что я не замечаю, исподтишка поглядывал на меня. Я старалась не улыбаться. С виду колючий, он, как и любой ребёнок, нуждался во внимании.

— У меня всё готово. Сам ляжешь или тебе помочь?

Он насупился. Я ждала, что же он сделает.

— Я не смогу сам, — всё-таки признал он.

— Это ничего.

Подошла и хотела спустить его с кровати. Игнат вскинул голову, а я замерла, держа его под подмышки. Это был наш первый тактильный контакт и первый прямой взгляд глаза в глаза. Игнат неожиданно сильно рванулся из моих рук.

— Я не люблю, когда меня трогают.

Я отпустила его.

— Тогда как нам быть?

Он пожал плечами.

— Ты можешь уйти.

— А папе мы что твоему скажем?

Он опять пожал плечами.

— Что ничего не получилось.

— То есть ты решил сдаться? Тебе другие тётеньки не помогли, и ты решил, что больше пробовать не нужно, да? Так, по-твоему, поступают настоящие мужчины?

Он хмуро посмотрел исподлобья.

— Два года назад моя дочь вывихнула ногу. Это, конечно, не то, что у тебя, но тоже неприятно. И ты знаешь что? Она терпела, хоть и девочка. Я-то могу уйти, Игнат, но дальше что? Так и будешь жить? Или, может, всё-таки стоит потерпеть и попытаться?

— А если будет больно? — посмотрел снизу вверх.

Я аккуратно положила ладонь ему на ногу. Старалась, чтобы это не было проявлением жалости или даже сострадания.

— Может быть, будет больно. Но ты всегда можешь мне об этом сказать. Папа тебе когда-нибудь рассказывал сказку про лягушку, которая попала в ведёрко со сливками?

Он отрицательно мотнул головой. Я позволила себе мягкую улыбку. Пару раз провела по его ноге и опять положила руку на колено, давая привыкнуть к себе.

— Раз не рассказывал, расскажу я. Слушай.

Я пересказала ему знаменитую и жизнеутверждающую историю про двух незадачливых лягушек, одна из которых захлебнулась сливками, а вторая взбила комок масла и выбралась. Та ещё выдумка, конечно, но для смышлёного шестилетнего мальчишки самое то. Пока я говорила, Игнат внимательно слушал, а я дотрагивалась то до его бедра, то до предплечья.

— Вот видишь, — сказала в самом конце. — Если бороться, то можно победить там, где победить кажется невозможно. Я не обещаю тебе, что совсем не будет больно. Но обещаю, что постараюсь сделать так, чтобы ты опять смог ходить сам. Но если я буду стараться одна, это не поможет, Игнат. Ты тоже должен стараться. Ради себя и ради папы. — я подала ему руку раскрытой ладонью вверх. — Ну что, попробуем?

Он сидел, поджав губы. Моя рука так и висела в воздухе, и с каждой секундой надежда на то, что я сумела пошатнуть недоверие сына Захара таяло. Моя бы воля — встала бы и ушла. Обида на его отца за то, что ни разу не захотел просто увидеть дочь, засела в сердце. Но Игнат не был виноват в том, что у него такой отец.

Я