— Ты тоже выиграть хочешь? — Задал наивный вопрос Леша.

— Если начинать играть без желания победить, то лучше и не начинать.

— Это да, в противном случае сам знаешь, тут надоест даже самому терпеливому. Решил, что будешь делать тут следующие десять лет в случае проигрыша?

— У меня нет вариантов, Леша. Я должен выиграть. Иначе придется остаться тут на тридцать лет.

— То есть… ты из этих?

— Из кого? — Меня начинал забавлять ступор собеседника.

— Из настоящих девиантов. Первый раз просто встречаю, — Рамирес затараторил, как базарная бабка. — Тридцать лет в игре. Полжизни практически. Тут и состаришься, и умрешь. Знаешь, что будет вот с тобой, если умрет тело? Ты тоже исчезнешь! Никто…

— Я не собираюсь здесь умирать, — мое спокойствие каждый раз оглушало Рамиреса своей уверенностью. — Я собираюсь выиграть.

За 61 день до начала Третьей Эпохи

— Каким мудаком надо быть, чтобы такое сделать?

Крейсер не то что бушевал, скорее тихо кипел, что для его сердечного имплантанта, пятого или уже шестого по счету, было не очень хорошо. Вообще полкана звали Сергей Михитарянович, но свое прозвище он получил за необъятные размеры и своеобразную ловкость при неторопливом перемещении из одной точки в другую, в результате которой на полу оказывалась куча сметенных предметов.

— А вы бы что сделали, господин полковник?

— Уж разглядел бы министерские номера! — на виске Михитаряна запульсировала вена.

— Он ее пытался изнасиловать, — не повышая голос, но чеканя каждое слово, ответил я.

— Да ну тебя, — полкан махнул рукой и упал в тревожно скрипнувшее метаморфозное кресло, пытавшееся обхватить форму полицейского. — Ларочка, на экран дело 125298.

ИИ-секретарь-помощник, которую Михитаряныч, почему-то переименовал в «Ларочку», включила проектор и защебетала приятным женским голосом:

Обвиняемый Ревякин Андрей Михайлович, капрал Воздушно-патрульной службы 43 отдела второго доминиона.

Обвинения: превышения должностных полномочий, попытка нападения на диппредставителя, тяжкие телесные повреждения, попытка изнасилования…

— Чего, какая попытка изнасилования? — Посмотрел я на полкана.

— Ларочка, пауза… Девчонка та дала показания против тебя, — почесал потный лоб маленькой толстой ручкой полковник. — Что ты, будучи в неадекватном состоянии, набросился на нее. Меркулов Игорь Леонидович попытался ее защитить, но был зверски избит. Тобой, естественно.

— А как же Бийрут?

— Сержант Шейдаев в тот день не выходил на службу по причине болезни, — Михитаряныч указал глазами на электронный лист и забубнил. — Дальнейшее участие в процессе уорент-офицера второго класса Шейдаева не представляется возможным по причине повышения и переводе на службу в сорок восьмой участок первого доминиона.

Я закусил губу. На Бийрута я не обижался, его можно понять — жена, дети. Подставляться никто не хочет, тем более, если повышают сразу через звездочку до уорент-офицера человека, который даже офицерские курсы не проходил. Про перевод в первый доминион, вершину цивилизации, куда по родственным визам не всех пускали, вообще молчу. Да и не были мы никогда друзьями, скорее товарищами по службе. А это ровным счетом ничего не значит, когда понимаешь, что, если не откажешься от человека, тебя утопят вместе с ним.

— Как же…

— Никаких документов, что ты выходил на службу в тот день, нет, — отрезал полкан. — И это не мы постарались, поверь. Я сразу же, как узнал, пытался тебя задним числом уволить, но не дали… Тебя будут уничтожать, Андрюха. В труху перемалывать.

— Камеры? — сделал последнюю попытку я.

Крейсер лишь отрицательно покачал головой.

Крепко они за меня взялись. С другой стороны, чего я еще хотел? Сын министра, как-никак. Вот корочку диппредставителя ему сделали, а нападение на сотрудника консульства после последнего покушения в первом доминионе ужесточилось сроком до двадцати лет. Мне теперь статей нашьют, что космодесантникам аксельбанты на выпуск из академии. И я так понял, папаша-чиновник только разогревается.

— Дальше-то что, Сергей Михитарянович? Вы же не просто так меня вызвали? Оружие я уже сдал, уволить меня не уволили, но от службы отстранили. Чего ж еще?

Полкан наклонился так, что заскрипела, грозясь разойтись по швам, форма, но все-таки открыл нижний ящик шкафа, извлек прозрачную, без этикеток, полную бутылку и банку с… капустой?

— Сергей Михитарянович, откуда у вас органика?

— Ты же не думал, что все похерили? Есть еще люди в русских селеньях. Выращивают кое-что и производят для важных персон, — указал сарделечным пальцем он наверх. — Ну и мне перепадает. Вот, держи рюмки, ровняй. Да ты чего делаешь, через руку не наливают! Дай сюда.

Я с удивлением уставился на крохотные рюмки из синего стекла, наполнившиеся водкой. После глобальной катастрофы каждый из нас стал поневоле старьевщиком, собирая по кусочкам остатки разрушенного мира. Правительства всех доминионов пытались бороться, выкорчевывая возможно зараженные артефакты, а по сути обычные предметы быта, но куда им, если уж начальник сорок третьего отдела ВПС плюет на подобные запреты с высокого небоскреба.

— Будем, Андрей, — чокнулся Михитарянович, опрокинул в себя стопку и торопливо запустил пальцы в банку. Я отказываться от настоящей органики не стал, выпил и закусил. — Все, что я сейчас скажу, между нами. Этого разговора не было и не могло быть, ты меня понял?

Я кивнул.

— Мужик ты неплохой, но сам понимаешь, что теперь будет. Задавят тебя, как клопа, одно мокрое место останется. Не попрешь же против плазменной установки с голой жопой… Да будь моя воля, я этого гавнюка бы сам, — раскрасневшийся, с потной шеей полковник сжал жирные кулаки и потряс ими в воздухе. — Только хрен там. У тебя только один вариант, да и как вариант… Скорее попытка.

— Какая, Сергей Михитарянович?

Полковник скорчил лицо, будто только сейчас почувствовал резкое послевкусие водки, но ответил.

— Идти к Меркулову-Старшему. Падать в ноги, извиняться…

— Сергей Ми…

— Да погоди ты! — Рявкнул полкан и ударил по столу. — Знаешь, сколько тебе грозит? Осудят, и нет больше твоей жизни. Будешь на околоземной орбитальной колонии космический мусор собирать, пока не околеешь.

Он налил еще водки.

— Забудь о своей гордыни. Знаешь, чем отличается гордость от гордыни?

Я отрицательно покачал головой.

— Гордость можно засунуть в задницу, а гордыня засовывает туда тебя… Жизнь себе не порть, она у тебя одна… Ну давай, Андрей, чтобы все устаканилось.

Я кивнул, чокнулся с ним и выпил. В душе рождалось непонятное гадливое чувство.