Я смотрю на часы. Почти наступило время для очередного перерыва. Меня гложет досада.

— Эй, Рэйчел!

Я поворачиваюсь на звук голоса. Это Берт Такер, констебль из полицейского участка Твин-Фоллс в служебной форме. Он осторожно спускается между скользкими валунами к краю воды, где я сейчас нахожусь.

Он протягивает мне чашку кофе.

— Черный, с одним пакетиком сахара.

Широкое, добродушное и обычно бледное лицо Такера разрумянилось от холода. Его глаза слезятся от соленого ветра, кончик носа покраснел. Я вспоминаю красные глаза матери Лиины, а потом замечаю за спиной Такера группу людей, собравшихся на старом деревянном мосту. Меня охватывает гнев.

— Какого черта? Гони их, Такер, убери их к чертям с этого моста!

Сердиться тем проще, что все остальные эмоции угрожают ошеломить меня. Такер карабкается вверх через валуны, унося кофе с собой.

— Такер, подожди! — кричу я. — Сначала проверь тех, кто занимается видеосъемкой!

Я хочу знать, кто здесь: кто первым приехал узнать о находках полиции. Мне следовало бы с самого начала попросить о видеосъемке. Я работаю в маленьком городе и никогда не имела дела с убийствами… если это убийство. Мне до сих пор хочется верить, что Лиина жива и здорова. Может, сбежала с другом и спит с ним где-то в другом городе. Где угодно.

Только не здесь.

Не на дне темного залива, заросшего водорослями.

На одной из лодок начинается движение. Раздается крик, и рука с веревкой взлетает вверх. На поверхности появляется голова ныряльщика, обтянутая черным гидрокостюмом. Констебль Танака. Его защитные очки поблескивают в неверном свете.

Я стискиваю зубы. Мое сердце бьется чаще, пока я пробираюсь между валунами, стараясь подойти ближе. Кричит чайка. Дождь усиливается. Гудок парома с целлюлозной фабрики скорбно звучит в тумане.

— Камера! — кричит ныряльщик полицейскому на берегу, и камера отправляется по воде к Танаке вместе с маркером. Танака пользуется маркером — крашеной деревянной палочкой — для обозначения находок. Он снова ныряет, и пузыри поднимаются на поверхность. Широкие круги расходятся по воде. Он вернулся, чтобы сфотографировать находку на месте перед подъемом. Мне известно, что водолазы изучают место преступления под водой по тем же инструкциям, что и следователи на земле. Первоначальные наблюдения ныряльщика могут послужить ключом к раскрытию дела. Посмертное расследование начинается после того, как ныряльщик обнаруживает тело, и ему нужно разбираться в подробностях погружения и утопления.

— Трусики! — восклицает полицейский с веревкой в руке, когда Танака поднимает предмет туалета. Мешковатые трусы покрыты коричневым илом. — И холщовые брюки, — добавляет он, когда Танака поднимает новую одежду.

Лиину последний раз видели в камуфляжных рабочих брюках с глубокими боковыми карманами.

У меня сохнет в горле. Теперь изнасилование становится вполне реальной возможностью. И как мне рассказать об этом Джасвиндеру и Пратиме Раи?

— Начинается прилив, — произносит кто-то рядом со мной.

Я вздрагиваю. Это Такер. Он вернулся и принес мой кофе.

— Думаю, они уже близко, — тихо говорю я.

Новый крик с лодки. Потом все замолкает, кроме шлепанья дождевых капель по воде. Появляется еще один маркер. Оба ныряльщика всплывают на поверхность. Они тянут что-то большое. Подплывают к берегу, медленно подтаскивают тело, облепленное водорослями.

— Людей убрали с моста? — тихо спрашиваю я, глядя на водолазов.

— Да. Там поставили кордон.

Я тяжело сглатываю. Это ее тело. Мужчины подтащили его туда, где я стою. У меня застилает глаза от нахлынувших чувств, но я подхожу и наклоняюсь.

Между ныряльщиками лежит Лиина Раи. Качается на мелководье лицом вниз, руки по бокам. Ныряльщики встают и аккуратно проводят тело через заросли тростника. Ее тело почти полностью покрыто соленой водой от прилива. Черные волосы развеваются вокруг головы, голые ягодицы едва торчат над водой. Короткий топик завязан вокруг шеи.

Я как будто онемела. Мужчины переворачивают ее.

Невидимый разряд тока пробегает через нас, когда мы в ужасе смотрим на нее.

Среда, 17 ноября. Наши дни

Холод разливается у меня в груди, когда я смотрю, как создательница подкаста и ее помощник пробираются в грязи к красному автофургону, припаркованному на обочине дороги. Я удалила голосовые сообщения от Тринити Скотт. Все пять штук за последний месяц. Я рассчитывала, что она уяснила суть. Движение в окне мансарды привлекает мое внимание, и я смотрю на дом. Грэйнджер, наблюдающий из своего кабинета наверху. Конечно, он видел посетителей.

Ваш партнер Грэйнджер сказал нам, когда мы приехали сюда на прошлой неделе, что Вы не захотите говорить с Вами, и я могу понять ваше нежелание.

Во мне просыпается гнев. Я знаю, что он высматривает меня. Я знаю, что то старое дело совершенно выбило меня из колеи, а он помог мне восстановить душевное равновесие. Но он должен был сказать мне, что Тринити и ее оболтус не пожалели времени, чтобы приехать из Ванкувера в «Зеленые Акры».

Детектив О’Лири сейчас находится в хосписе и редко приходит в сознание.

На какой-то момент у меня перехватывает дыхание. Я начинаю обратный отсчет от пяти: четыре, три, два, один… Глубоко вдыхаю холодный воздух, делаю медленный выдох и перетряхиваю воспоминания. И все равно, пока я возвращаюсь к моему сельскому дому, хлюпая сапогами в грязи, а Скаут виляет хвостом у меня за спиной, я ощущаю скрытое присутствие гор вокруг моего куска земли. И я чувствую, как они давят на меня, вместе с низкими кучевыми облаками. Вместе с наступающей зимой. Я не могу отделаться от ощущения, будто нечто пробудилось и поднимается наверх из-под черных пластов земли, воспоминаний и времени.

В прихожей я избавляюсь от сапог и стряхиваю с плеч тяжелый плащ. Беру полотенце и обтираю Скаута. Он радостно выгибается, но, если обычно его проказы приводят меня в восторг, теперь мое волнение лишь усиливается.

Грэйнжер спустился вниз. Он сидит у огня в своем кожаном шезлонге, водрузив на нос очки для чтения, и читает рукопись. Он критикует статьи для журнала о психологии. Еще он специализируется на лечении посттравматических стрессовых расстройств и болезненных привычек с помощью гипнотерапии. На том, какие следы травма оставляет в теле и разуме, и на вырабатываемых людьми механизмах борьбы с ПТСР.

— Ты мне не сказал, — говорю я, направляясь на кухню.

Он глядит на меня через полукруглые очки.

— О чем?

Он носит облезлый свитер, который я давным-давно связала ему во время стресса, еще до покупки «Зеленых Акров» и до того, как он перешел на частичную занятость и переехал ко мне. Его волосы в полном беспорядке. Каштаново-русые, пронизанные серебром. У Грэйнджера привлекательное лицо, морщинистое от жизни на свежем воздухе, времени и жизненных переживаний. На полках за его спиной книги по психологии борются за выживание с томами по философии и эклектичной смесью художественной и документальной литературы: в основном историями об одиноких странствиях, где человек оказывается лицом к лицу с природой. Грэйнджер был моим лечащим врачом до того, как мы стали любовниками. И я понимаю, что мне повезло встретиться с ним. Во многих отношениях он является моим спасителем. Именно поэтому я стараюсь сдерживать мою обиду на то, что он не сказал мне о визите Тринити Скотт.