class="p1">— Ну, уже нет, — легкомысленно пожала она плечом. Алкоголь приятно туманил рассудок. Раздался скрип дверей, и розовая голова Гектора просунулась в таверну.

— Господа ключники, отобедали? Наши лошадки готовы!

— А голубь? Улетел? — Брок вытер пальцы о стол и тяжело поднялся. Чонса знала, что от этой погоды у него болели скрипучие кости, но он никогда не жаловался и не просил у малефики лекарств. Слишком гордый — этот довод пока перевешивал ту сторону весов, где было «слишком дряхлый и больной». — Написали, как сказано?

— Конечно, господин! Врата закрыть, пришлых девок не пускать… Ох, Добрый боже, надеюсь, что еще не слишком поздно…

Пусть разум малефики и был слегка затуманен алкоголем, она трезво оценила, что надежда Гектора напрасна. Дебби уже наверняка достигла Лимы, а если так, то врата будет закрыть некому. Черное безумие — болезнь заразнее чумы и страшнее лепры. Оно распространяется, как яд по рекам, заставляет людей сходить с ума и делать самые кошмарные вещи, на которые может толкнуть невыносимая мука. Чонса своими глазами видела, как обезумевшие рассекали себе головы камнями и запускали руки в собственные мозги, пытаясь достать из них источник боли. Распространение бешенства могла прекратить только смерть первопричины.

Каждый малефик носил в себе семя разрушения. Неудивительно, почему их держали под постоянным присмотром двух ключников — если бы Чонса сошла с ума, один бы отвлек ее, а второй положил конец ее мучениям. Вся троица просыпалась и засыпала в ожидании этого момента.

Неудивительно, что Чонсе не хотелось выходить из объятий питейного заведения. Не только из-за дурной погоды, но и потому что Лима будет еще одним напоминанием неизбежности конца.

И все же она запрыгнула в седло, расправила по штанам длинный подол и поплотнее закуталась в теплый плащ.

— С богом, — шепнул Брок прежде, чем они пустились в галоп.

Врата Лимы были закрыты.

— Это же хороший знак? А? Хороший знак? — нервничал Гектор.

Плохой. Они торчали под вратами уже полчаса и им никто не открыл. Они стояли на узком мосту, должному пролегать через ров, но вместо него стелилось заледеневшее болото. Замок был мал и высок, архитектор явно был не из Бринмора. Будь Чонса более образованной в области строительства, предположила бы влияние Сугерии. Слишком вытянутые строения, узкие опоры, стрельчатые своды тёмных крыш и явный избыток остроконечных башен, напоминающих шляпы древних волшебников.

Чонса продрогла от влажности, которой исходила болотная земля. Хуже места для замка не придумаешь. И как крепостные стены не утонули в топи? Неужели фундамент так глубоко, что достал до самих костей каменных великанов? Это нелогичное объяснение казалось единственно верным, ведь даже ступая по тракту, они чувствовали, как шатается под ними тропа. Черно-белый пейзаж разбавляли островки высохших полевых бурьянов. Топь, снег, цикута — и запах, который Чонса не спутала бы ни с каким другим. Тянуло моровым поветрием. Никто из путников не понимал, почему Шестипалая прячет позеленевшее лицо в воротник. Вонь. Счастливцы, лишенные всей остроты чувств, как же она им завидовала.

Пока Джо драл глотку, пытаясь докричаться до стражей, Чонса оперлась локтями о переднюю луку седла, до хруста потягивая спину.

— Бесполезно, — проскрипела она. О, нет. В горле чесалась простуда. Отклонившись в сторону, она высморкалась — чертовски неприлично, судя по тому, как вздрогнул притихший в путешествии Гектор. Она обратилась к нему, — Здесь есть другой вход?

— Это крепость, — уязвленно заметил евнух, — Тут не может быть другого входа. Лиму построили во времена, когда здесь все было в степняках, и если бы существовал…

— Избавь нас, Боже, от тех, кто думает, что исполняет Твою волю и от уроков истории, — фыркнула, снова прочищая нос, Чонса. — Должно быть хоть что-то. Ландграф же должен был убраться каким-то путем, если вдруг в замке случился бы пожар? Подземелья с крысами, тайные проходы за шкафами, древние канализации. Давай, думай!

Брок нехорошо покосился на обнаглевшую девушку, но, кажется, принял её доводы к сведению. Спрыгнул с коня и задрал голову, разглядывая тёмную унылую громадину перед собой. Был рассвет: в это время кричат петухи, шумит челядь, меняются караулы, обозы толпятся у ворот и возницы перешучиваются с местными торговками. Нет — тишина. Только ветер выл, холодный и сильный близ высоких стен, хлопал флагами в голубоватом небе над тремя острыми башнями. Он сменил направление и принес с собой запах. Ноздри Чонсы дрогнули, раздувшись на вдохе. Даже насморк не помешал. Она чувствовала фигуру, что была облита маслом и подожжена, еще живая, стоящая на двух ногах, упирающаяся горящим лбом в ворота.

Чонса выдохнула. Шипящим змеиным наречьем она скомандовала:

— Подчинись, — и толкнула воздух обеими руками перед собой. От напряжения у неё разошлись в сторону локти, Шестипалая почувствовала, как трещат сухожилия. Изменила позу, согнула пальцы и теперь вела руками снизу вверх.

Изумленно притих и обернулся на неё Джо, когда створки заскрипели, лишаясь противовесов, и начала подниматься решетка с острыми зубьями. И хотя Колючка смотрел на неё, Чонса видела его затылок чужими глазами, его охряный плащ, и спрятанную под ним руку, легшую на костяное оголовье меча. Джо был юн. Совсем мальчишка с этой дрожащей побелевшей ладонью.

Чонса обмякла в седле только когда врата открылись полностью. Противовес клацнул, механизм встал в пазы и они могли войти, миновав стоящего в проходе человека, что открыл им двери по приказу Чонсы. Гектор облегченно выдохнул.

— Слава богу, мессир! Вы живы, но почему…

Ландграф упал вперед, заходясь смехом. Гектор бросился к нему, но Брок придержал его за плечо тем же неумолимым и резким жестом.

— Я сказал тебе: сзади, идиот! Ищейка.

Чонса спешилась, кивнула вытянувшему-таки из ножен меч Джо и пошла вперед. Ландграфа били судороги. Он смеялся так сильно, что начал икать. Когда они подошли ближе, увидели, что лицо у него было расцарапано, у края аккуратной бороды торчал сорванный ноготь, а глаза…

— Горящая голова, — шепнула Чонса, озвучивая свое видение. Джо искоса глянул на неё, — Дебби свела его с ума.

— Мессир ландграф, — Джо наклонился, поддержав мужчину за плечо. Лима был старше Брока, но крупнее и шире. Лохматая шуба на голое тело и вовсе делала ландграфа огромным и похожим на северного медведя-оборотня. Когда его плеча коснулся Джо, Лима неожиданно начал говорить, тонким и плаксивым голоском:

— Господа, господа, вы прибыли! О, миледи, — он схватился за край туники Чонсы, потянул так сильно, что девушка шатнулась, — Ваши покои, ваши покои… Они в огне! Это всё! Всё в огне! В ОГНЕ! ХАХАХА!

Он снова подавился хохотом, следом вскочил на ноги и побежал вперед — он упал