что со дня рождения и доныне я воспитывался и проводил свою жизнь в весьма больших войнах иногда с христианами, иногда с маврами, что не раз бывали у меня распри с королями, моими соседями и повелителями. И хотя я всегда старался не начинать войны с христианами из своей личной выгоды, все же не раз случалось, что и в войнах с ними сильно страдали люди, этого не заслужившие. Это тяготило мою совесть, да и других прегрешений против господа бога у меня немало. А между тем нет ни одного человека, который мог бы спастись от смерти, которая, конечно, скоро настигнет и меня, как человека пожилого. И вот придется мне тогда явиться на суд божий, и господь будет судить меня только по моим добрым и злым делам. И если окажется, что господь прогневается на меня, не избежать мне вечных адских мучений, от которых ничто в мире не может избавить. Но если богу будет угодно найти во мне какие-либо заслуги, ввести меня в рай и сделать товарищем своих избранников, то я знаю, что с этим блаженством, радостью и славой не сравнится ничто в мире. И так как блаженство и муки зависят только от наших собственных дел, я прошу вас — подумайте о моем сане, о моем поведении и поступках и дайте мне самый лучший совет, какой только можете, для того чтобы заслужить мне милость перед очами божьими и прощение за мои грехи.

— Сеньор Луканор, — сказал Патронио, — мне очень приятно слышать ваши речи, и особенно радует меня то, что вы просите дать вам совет сообразно вашему сану. Если бы вы сказали мне по-другому, я подумал бы, что вы хотите испытать меня, как король своего любимца, о чем я вам недавно рассказывал. Очень мне нравится, что вы хотите загладить свои грехи перед господом богом, сохраняя сан свой и честь. Ибо если бы вы, сеньор Луканор, захотели оставить свой сан, постричься в монахи или иным каким-нибудь способом удалиться от мира, с вами непременно случились бы две вещи: во-первых, все вас осудили бы и сказали, что вы это делаете из малодушия, что вам неприятно жить среди добрых и честных людей; во-вторых, почти невероятно, чтобы вы сумели перенести все суровости и лишения монашеской жизни. Вы ее, наверно, бросили бы или стали плохим монахом, а это покрыло бы вас стыдом и позором и погубило бы ваше тело и душу. Но я вижу, вы хотите поступить хорошо, и потому я расскажу вам о том, что господь открыл однажды одному очень святому отшельнику о нем самом и о короле английском Ричарде.

Граф Луканор попросил рассказать, как это было.

— Сеньор Луканор, — сказал Патронио, — был на свете один весьма почтенный отшельник, который делал много добрых дел и, желая заслужить благоволение господа, подвергал себя большим трудам и лишениям. Поэтому господь явил ему свою милость и пообещал даровать ему после смерти райское блаженство. Отшельник усердно возблагодарил бога за это обещание. Получив твердую уверенность в своем спасении, он стал просить у бога еще одной милости, а именно — показать ему будущего товарища по раю. И хотя господь много раз сообщал отшельнику через своего ангела, что нехорошо обращаться с подобными просьбами, тот продолжал упорствовать. Тогда господь бог признал за благо ответить ему и поведал через ангела, что товарищем его в раю будет король английский Ричард. Ответ этот отшельнику не понравился. Он знал хорошо, кто такой Ричард, знал, что этот человек очень воинственный, что он умертвил, ограбил и лишил наследства многих людей. Жизни наши, думал отшельник, совсем несхожи, и не далеко еще ушел Ричард по пути спасения. Эти мысли очень раздосадовали отшельника. Когда господь увидел, что в душу отшельника закрались черные мысли, он повелел ему через ангела не жаловаться и не удивляться, потому что король Ричард одним-единственным прыжком угодил господу больше, чем отшельник всеми добрыми делами своей жизни. Отшельник изумился еще больше и спросил, возможно ли это. Тогда ангел рассказал ему о том, как короли Англии, Франции и Наварры отправились за море, в Святую землю. Приблизившись к гавани, они в полном вооружении приготовились было сойти на берег, как вдруг увидели, что сойти с кораблей небезопасно, ибо берег был занят множеством мавров. Тогда король французский пригласил английского короля прибыть на тот корабль, где он сам находился, и посоветоваться, что им делать. Ричард, который уже сидел на коне в то время, когда прибыл вестник, велел передать французскому королю следующее. Он, Ричард, знает, что много согрешил перед богом и что много зла учинил он в этом мире. Он молил господа позволить ему хоть когда-нибудь заплатить за это собственной жизнью. И вот теперь, благодарение богу, наступил наконец желанный день. Если он здесь погибнет и исполнит таким образом обет, данный при отъезде из Англии, он уверен, что бог смилуется над его душой; если же мавры будут побеждены, то господь будет весьма доволен этим и всем будет очень хорошо. Сказав так, он поручил свое тело и душу богу, призвал его на помощь, осенил себя крестным знамением и велел свите следовать за ним. Затем он ударил коня шпорами, прыгнул прямо в море и поплыл к берегу, на котором стояли мавры. И хотя до берега было недалеко, место было не мелкое, так что король и конь его совсем погрузились в волны и их не было видно. Но всемогущий господь по своему милосердию вспомнил о том, что он сказал в своем евангелии: «Не хочу смерти грешника, но пусть он обратится и будет жив». Он и на этот раз помог английскому королю, освободил его от смерти в этом мире, дал ему вечную жизнь за гробом и избавил от неминуемой гибели. Король Ричард двинулся прямо на мавров. Когда англичане увидели, что сделал их господин, они тоже все бросились в море вслед за ним и ударили на мавров. Тогда и французы поняли, что оставаться на кораблях будет для них позором. А какой же француз равнодушен к позору? И вот они тоже прыгнули в море и все устремились на мавров. Мавры увидели, что их дело плохо, что враг смерти не боится, что он смело идет на них. Они не дерзнули