Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сейчас он наклонится и поцелует ее, подумала Энджи, мечтая об этом. Их отделяло несколько сантиметров, и она чувствовала, как он дрожит.
И тут он совершенно потряс ее. Медленно взял ее руку двумя руками, поднял и приложил к своей щеке.
— Наверно… — начал он.
— Да?
— Наверно… нам надо вернуться к гостям. Я очень плохой хозяин.
С другим мужчиной она знала бы, что ответить. Но шутливый флирт сейчас был неуместен. С Бернардо слова значили что-то другое.
— Вероятно, вы правы, — согласилась она. — Нам надо вернуться.
Бернардо всегда снился один и тот же сон. Маленький мальчик ждет возвращения матери. В доме никого нет. Бернардо стоит в стороне и наблюдает за ним. Он знает все, что в наступившей темноте думает и чувствует мальчик. Потом стук в дверь, и мир меняется навсегда. Мать никогда не вернется. Она лежит мертвая на дне ущелья в горах. Вместе с отцом она, точно в ловушке, зажата в искореженной машине.
Словно картинки слайдов, сцена меняется. Снова мальчик. Он стоит над телом матери и борется со слезами. Он мысленно произносит отчаянные, мрачные обещания защитить память о ней. Вечно почитать ее. Соседи называли ее проституткой. И тот факт, что ее любовник — большой человек, ничего не менял. Хотя внешне все выглядело прилично. Соседи считались с ней, опасаясь Винсенте Мартелли. Но она все равно оставалась для них проституткой.
Он это знал и поклялся стереть обидный след. Стать сильным человеком, как его отец, и заставить людей уважать ее память.
Но он почти сразу нарушил свою клятву.
Другая сцена. Он прячется в темноте материнского дома. А в доме идет спор, что с ним делать. Ведь ему только двенадцать. Он еще мал, чтобы жить один. Да и дом теперь принадлежит семье покойного отца. Идут разговоры о детском приюте. Он — незаконнорожденный. Без имени, без прав.
Опять стук в дверь. И снова меняется мир. За дверями стоит красивая, хрупкая женщина лет сорока. Синьора Баптиста Мартелли, обманутая жена его отца. Она бы должна ненавидеть его. Но она только печально улыбается и говорит, что приехала, чтобы забрать его домой.
К своему вечному стыду, он плачет. Хотя считает себя взрослым и не должен плакать. Рыдания подавили его. Стало невозможным объяснить, что это его дом и он не хочет другого. Он плакал много дней и не мог остановиться. А тем временем все, что он любил и ценил, у него отняли. Богатые Мартелли проглотили его, беспомощного узника.
В этот момент сна Бернардо всегда просыпался. Он находил свою подушку мокрой, его трясло. Он лежал в своей комнате в Резиденции, где его постоянно мучили кошмары. Только здесь, и нигде больше. Прошло целых двадцать лет. А он снова превратился в мрачного, беспомощного ребенка. Куда подевался жесткий, уверенный в себе мужчина, которого знал мир?
Он натянул джинсы и с голой грудью вышел на балкон. Холодный ночной воздух окончательно пробудил его. Чувство печали постепенно исчезало, и, наконец, он полностью справился с ним.
Завтра он покинет Резиденцию и вернется в свой дом, в горы, к людям, знавшим его мать. Он тоже принадлежит к ним. А сюда он вернется ко дню свадьбы.
Внизу виднелась широкая терраса. Перед глазами мелькнула белая занавеска. Он знал, что ее выдуло ветром из комнаты, где спят невеста и ее компаньонка. Лучше бы ему не думать о ней. Перед ним возникла Энджи, дразнившая его. Она принесла тепло в его жесткую, безотрадную жизнь.
Видение было такое явственное, что когда он услышал смех, то сначала не понял, что она и вправду там. Потом совершенно реальный человеческий голос прошептал:
— Тсс!
Он посмотрел вниз и увидел, что она сидит на каменном выступе террасы и проказливо смотрит прямо на него.
Братья, несомненно, оценили бы это нечаянное свидание. Ренато — цинично. Лоренцо — с веселым смакованием. Бернардо же испытал потрясение: его рассматривали, когда он того не сознавал. И его ужасно смущала собственная голая грудь. Но потом свет луны упал на ее стройные ноги. И волосы распушились так, будто она только что встала с постели. И он подумал — и почти не сомневался, — что под коротким халатиком на ней ничего нет.
Строгое чувство приличия требовало подавить грешную мысль. Ведь она была гостем дома. Но как игнорировать озорной взгляд, с каким она смотрела на него? Или ответ собственного тела на мысль о ее наготе?
— Все неправильно, знаете?
— Что неправильно? — подозрительно спросил он, не понимая.
— Полагается, чтобы Джульетта стояла на балконе, а Ромео смотрел на нее снизу.
Ее голос, словно пение соловья, нежно раздавался в ночном воздухе, а он только и мог, что тупо уставиться на нее.
— Вы не хотите что-нибудь сказать? — Она наклонила голову набок: маленькая, хорошенькая птичка в ожидании.
— Да… Я хотел спросить, вы встали, чтобы наблюдать рассвет? Он уже скоро начнется.
— Это, наверно, чудесно.
— Да. Но еще чудеснее в моем доме. Потому что мой дом выше. — Бернардо набрал в легкие побольше воздуха, чтобы заставить себя сказать: — Я рад, что увидел вас. Я очень рано утром уеду, вернусь домой.
— О.
Вот и все, что она произнесла. Но разочарование, прозвучавшее в ее голосе, вынести было невозможно. И следующие слова вырвались на волю вопреки его твердому решению не произносить их:
— Наверно, вы желали бы поехать со мной?
— Я была бы в восторге.
— Мы выедем очень рано.
— Ни за что! — чуть ли не завизжала она, стараясь помнить о спавших в доме и в то же время выразить свое возмущение. — Я встаю рано, когда хожу на работу. А сейчас я в отпуске.
— Я подожду вас, — очарованный, он усмехнулся. — А сейчас идите обратно в постель. А то проспите.
Она засмеялась и исчезла. Бернардо долго стоял и смотрел на место, где она сидела. Он сознавал, что сделал что-то ужасно опасное для своего покоя. Он повел бы себя мудро, если бы написал ей записку с извинениями, передал ее со слугой и немедленно уехал.
Но он так не сделал. Потому что ему вдруг расхотелось быть мудрым.
* * *
Утро прошло в предотъездной суете. Лоренцо отправлялся в Стокгольм, чтобы до свадьбы закончить какую-то работу. Ренато предложил Хедер походить под парусом на его яхте, чтобы решить, годится ли яхта для проведения медового месяца. Энджи вежливо отклонила предложение Ренато сопровождать их с Хедер. Она объяснила, что собирается в горы с Бернардо.
— Будь осторожна, — предупредила ее Хедер.
Энджи улыбнулась, вспомнив прошлую ночь. Серебристый лунный свет, играющий на мышцах Бернардо…
— Разве можно веселиться, думая об осторожности, — пробормотала она, становясь под душ.