– Вы можете подтвердить это фактами?

– Конечно. Она перестала со мной здороваться, а перед другими коллегами всячески демонстрировала свое превосходство.

– Все же вернитесь к тому, как Дроздова планировала убийство.

– Ага. Ну, так вот. Комната, в которой сидят у нас несколько адвокатов, вполне просторная. Но работать, знаете ли, не совсем удобно. Что говорит один адвокат – известно всем. Тут уж шила в мешке не утаишь. Так вот эта Дроздова заявила однажды коллегам, что скоро станет очень богатой.

– Она не сказала почему?

– Вот и мы поинтересовались, где у нас раздают большие деньги. Может, стоило побежать и стать в очередь, – с претензией на юмор заявил Артур и посмотрел в сторону подсудимой. Та упорно рассматривала линолеум на полу и абсолютно не реагировала на выпады свидетеля. – Так вот Дроздова хитренько улыбнулась и заявила, что эта информация пока секретна. «Может, тебя ждет богатое наследство?» – спросил кто-то из нас. «Может быть», – ответила она. Кто бы мог тогда подумать, что это не розыгрыш? Потом она взяла в руки телефон и записную книжку. Первый звонок, как мне помнится, она сделала в агентство недвижимости и попросила подготовить ей информацию о продаже помещений под офис. Удивительно, но она потребовала самые дорогие варианты в центре. «Цена не имеет значения», – небрежно бросила она. Потом Дроздова позвонила еще в одну фирму и попросила к телефону ведущего дизайнера, заявив, что хочет заручиться его помощью. Ее интересовали самые дорогие образцы мебели для кабинетов. Что-то она плела про английский стиль, который обожает. Окончательно «добила» она нас звонком в имидж-студию. Там, видите ли, ей должны были разработать концепцию ее делового образа, а также бренд ее собственной юридической фирмы: стиль одежды, всякие там логотипы, визитки, фирменные бланки… А еще она требовала какие-то ковры с вензелями, рекламную кампанию в СМИ и собственный сайт.

– Скажите, а Дроздова могла позволить себе подобные траты, исходя из той заработной платы, которую она получала?

– Никоим образом. Максимум, что она могла себе приобрести, так это канцелярские скрепки, – охотно отозвался Плюхин. – Правда, мне известно, что Дворецкая положила ей две тысячи долларов в месяц. Но согласитесь, этого ведь недостаточно, чтобы скупить весь мир!

– Думаю, что нет. Так где же, по-вашему, Дроздова собиралась взять деньги?

– Из завещания предпринимательницы, конечно!

– Благодарю, вы мне здорово помогли, – улыбнулся прокурор.

– Всегда готов прийти на помощь…

– У адвоката Дубровской будут вопросы?

– Нет, ваша честь.

– Дальше…

– Родионов Николай Иванович, нотариус.

Маленький мужичок с портфелем под мышкой вид имел встревоженный. Глаза за толстыми стеклами очков беспокойно бегали по сторонам. Он боялся большого скопления представительных людей: судьи в черной мантии, прокурора, судебных приставов и конвоя. Герб на стене и трехцветный государственный флаг за спиной председательствующего, решетка перед скамьей подсудимых, высокие своды зала судебного заседания – все приводило его в священный трепет, граничащий с обморочным состоянием. Даже старая овчарка, мирно дремавшая на сапоге конвоира, казалась ему символом величия судебной власти, способной отправить его на лесоповал, даже не уточнив, за какие грехи.

– Как можно охарактеризовать ваши отношения с погибшей? – спросил прокурор.

– Сугубо деловые, – негромко ответил нотариус. – Госпожа Дворецкая, занимаясь предпринимательской деятельностью, частенько обращалась ко мне для составления различного рода документов и удостоверения сделок…

– Нас больше интересует завещание госпожи Дворецкой. Этим также занимались вы?

– Конечно. За годы сотрудничества между мной и Вероникой Анатольевной сложились доверительные отношения. У нее не было нужды обращаться к другому нотариусу. – Родионов уставился на прокурора, пытаясь отгадать, доволен ли тот его ответом.

Судя по всему, он был на верном пути, поскольку государственный обвинитель прохаживался мимо свидетельской трибуны, довольно потирая руки и изредка поглядывая в сторону судьи. Похоже, он сам пытался предугадать ход мыслей председательствующего.

– Значит, говорите, доверительные отношения? – прокурор задумался. – А когда впервые обратилась к вам Дворецкая по вопросу составления завещания?

Нотариус сдвинул брови, пытаясь вспомнить.

– Лет десять назад. – Он кивнул головой. – Точно, десять. Будучи особой практичной и здравомыслящей, Вероника Анатольевна любила порядок в делах.

– Ну и какова была ее воля на тот момент?

– Она оставляла все свое имущество детям в равных долях.

– Вполне разумно, на мой взгляд, – улыбнулся прокурор. – Будьте добры, напомните суду суть последнего завещания Дворецкой.

Лицо нотариуса пошло бурыми пятнами. Он поглядел на прокурора, как утопающий смотрит на спасительный круг. Но тот не собирался подсказывать нужный ответ. Родионов вздохнул.

– Все свое имущество Вероника оставила своему адвокату Дроздовой, – произнес он, словно зачитывая некролог.

– Вам известно, кто эта женщина?

Нотариус покосился в сторону решетки.

– Подсудимая. Я понял это уже из газет.

– Верно. Но кем она приходилась Дворецкой: приемной дочерью, сестрой, племянницей? Кем?

– Никем, – обреченно ответил Родионов. – Дроздова была ее адвокатом, но это я уже говорил.

– А я являюсь прокурором, но мне же она не оставила наследства!

Судья оторвался от своих бумаг и почти ласково попросил:

– Соблюдайте этические нормы, если не хотите получить замечание в протокол.

– Извините, ваша честь! Ну, так я продолжу. Почему такое странное завещание? Вы не находите?

– Нахожу. Но Вероника говорила мне что-то про сложности во взаимоотношениях с детьми. Якобы ни один из них не достоин наследства. Что они неблагодарны, непрактичны и пустят деньги по ветру.

– В то время как Дроздова…

– Милая девушка с непростой судьбой. Вероника сказала что-то вроде того, что именно она раскрыла ей глаза на истинный облик детей, часто сетовала на то, что после смерти Дворецкой семейный бизнес придет в упадок.

– Но вы не пытались ее отговорить, наставить, так сказать, на путь истинный?

– А что я могу? – захлопал глазами нотариус. – Я же не семейный психолог. Существует такое понятие, как «свобода завещания». И если ей угодно было завещать все свое имущество Дроздовой, значит, так тому и быть. Последняя воля – это закон!

Прокурор выдержал паузу.

– Хм! А давайте зайдем с другой стороны. Как известно, завещание пишут в твердом уме и здравой памяти…

– Вы хотели сказать наоборот, – робко поправил нотариус.