Расхождения по вопросу о том, какова природа экономического развития Восточной Азии, стали возможными из-за темпов роста, продолжающих оставаться высокими по всему региону. Однако в начале 1980-х гг. Бразилия, выдающийся пример быстрого экономического развития в Латинской Америке 1960–1970-х гг., продемонстрировала, насколько опасно судить об экономическом прогрессе только по темпам роста. Напомним, что экономика Бразилии, единственная из крупных за пределами Восточной Азии, сумела на протяжении более четверти века прирастать на уровне более 7 % в год{5}. Но когда в 1982 г. в Латинской Америке разразился долговой кризис, экономика Бразилии рухнула вследствие обесценивания национальной валюты, роста инфляции и на годы застряла в состоянии нулевого роста. Выяснилось, что своим предыдущим развитием Бразилия слишком во многом была обязана огромному долгу, что не привело к созданию по-настоящему продуктивной и конкурентоспособной экономики.

Начиная с 1997 г., после того как семь стран региона (Япония, Южная Корея, Тайвань, Китай, Малайзия, Индонезия и Таиланд) в течение четверти столетия развивали свои экономики со скоростью минимум 7 % в год, Восточная Азия получила счета к оплате, когда регион охватил финансовый кризис. К тому моменту Япония давно превратилась в страну со зрелой экономикой, столкнувшейся с новым набором структурных проблем, возникших вслед за периодом развития, и с ними страна справлялась гораздо хуже, чем с первоначальной задачей «просто» разбогатеть. Южная Корея, Тайвань и Китай, однако, в этот момент все еще находились в фазе «догоняющего» развития. Эти государства либо вовсе не были затронуты кризисом, либо быстро от него оправились и возобновили активное развитие и технологическое обновление. А вот Малайзия, Индонезия и Таиланд оказались совершенно выбитыми из колеи. Им пришлось пережить инфляцию, падение курса национальной валюты и темпов роста. Показательно, что в сегодняшних Индонезии и Таиланде ВВП на душу населения составляет в год соответственно лишь $ 3000 и $ 5000, а уровень бедности до сих пор остается значительным. Для сравнения, в Южной Корее и на Тайване годовой ВВП на душу населения равен примерно $ 20 000. Между тем в конце Второй мировой войны все четыре страны были одинаково бедными{6}.

Кризис в Восточной Азии выявил тот факт, что непротиворечащая система вмешательства государства в экономику действительно создает различие между долговременными экономическими достижениями и кратковременным прогрессом, заканчивающимся неудачей. Правительства Японии, Южной Кореи, Тайваня и Китая после Второй мировой войны радикально видоизменили сельское хозяйство, сосредоточились на модернизации обрабатывающей промышленности и заставили национальные финансовые системы служить этим двум целям. Таким образом они изменили структуры своих экономик настолько, что откат к прежнему состоянию оказался невозможен. В государствах же Юго-Восточной Азии, несмотря на долгие периоды их впечатляющего экономического развития, правительства не реорганизовали сельское хозяйство коренным образом и не создали конкурентоспособных на мировом рынке производственных предприятий, зато последовали скверным советам со стороны развитых стран и открыли свои финансовые сектора уже на ранних стадиях экономического развития. Японский экономист Иосихара Кунио еще в 1980-х гг. предупреждал, что государства Юго-Восточной Азии рискуют так и остаться развивающимися странами «без технологий». Так впоследствии и случилось – эти страны начали пятиться, когда их инвестиционные фонды иссякли. Словом, выбор определенной политики создал изрядный разрыв в развитии стран Азиатского региона, и, вполне возможно, этот разрыв будет и дальше расти{7}.

Итак, три стратегии – сельскохозяйственная, промышленная и финансовая, – которые и определяют успех или неудачу, начали реализовываться за несколько десятилетий до того, как в 1980 – 1990-х гг. начались дебаты вокруг «азиатского экономического чуда». Именно эти стратегии и будут исследованы в книге. Начнем же с коренного перераспределения сельскохозяйственных земель в Японии, Южной Корее, на Тайване и в Китае в конце 1940-х – начале 1950-х гг. Собственность на землю была важнейшим политическим вопросом в Восточной Азии после Второй мировой войны, и обещания земельной реформы определили победу коммунистов в Китае, Северной Корее и Вьетнаме. Однако во всех странах, пошедших по пути социализма, семейное фермерство было вскоре заменено (по идеологическим соображениям) коллективизацией, что привело к стагнации или снижению урожайности. В Японии, Южной Корее и на Тайване программы по перераспределению земель в пользу семейного фермерства внедрялись мирным образом и доказали свою состоятельность. Именно это привело к долговременному подъему села, что способствовало и общеэкономическим реформам.

В Юго-Восточной Азии после войны также велись серьезные дебаты относительно более справедливого распределения земель, создания служб по распространению среди фермеров передовых знаний и опыта, предоставления доступных сельскохозяйственных кредитов. Было запущено изрядное количество реформаторских программ. Однако реальный эффект от их внедрения оказался намного меньше, чем на северо-востоке региона. Именно с этого и началось экономическое расхождение между различными государствами Восточной Азии. Неудача, постигшая лидеров стран Юго-Восточной Азии при попытке справиться с проблемами сельского хозяйства, значительно затруднила дальнейшее развитие экономики и предрешила последующие провалы на политическом поприще. Примечательно, что даже 60 лет спустя земельный вопрос все еще остается насущным на Филиппинах, в Индонезии и Таиланде. В Малайзии эта проблема ощущается менее остро, но лишь потому, что богатые природные ресурсы страны позволяют смягчить убытки от низкой продуктивности ее сельского хозяйства.