На сердце у Румиты стало чуть спокойнее. Она медленно шла по узкой улице, раздумывая о ночлеге. Постоялые дворы девушка обходила стороной: если норлоки доберутся до города, обшарят их в первую очередь. Поразмыслив, она забрела на маленький базар. Покупателей уже почти не было, и торговцы неторопливо убирали под навесы спелые фрукты, местные и диковинные, привезенные морем. В другое время Румита поглазела бы на заморские плоды: некоторые из них она видела в первый раз, но сейчас ей было не до этого. Болтая с торговкой, она принялась выбирать яблоки, перебирала их в плетеной коробке так привередливо, словно и в самом деле собиралась покупать. Торговка, толстая, с румянцем во всю щеку, добродушно поинтересовалась, уж не из Доршаты ли приехала девушка? Румита насторожилась, но женщина, завязывая коробки с персиками, пояснила, что догадалась об этом по выговору: ее муж был уроженцем Доршаты. Румита рассказала несколько последних новостей, потом выждала момент и поинтересовалась, где можно переночевать девушке за небольшую плату. Торговка охотно пригласила ее к себе, и девушка вздохнула с облегчением: ее незатейливый план замечательно удался. Она отошла в сторону и принялась дожидаться, пока мальчишка-помощник под присмотром фруктовщицы закончит раскладывать по корзинам нераспроданный товар: румяные абрикосы, рыхлые медовые груши и алые гранаты. Румита крутила в руках яблоко, которым угостила ее торговка и размышляла: «Если и эту ночь доведется пережить, то можно считать, что я родилась под счастливой звездой». Но не успела она подумать об этом, как сзади потянуло холодком по спине, словно сквозняком из открытой двери. Медленно, замирая от страха, Румита обернулась и увидела кулак, летящий прямо в лицо. Искры вспыхнули перед глазами фейерверком вместе с обжигающей болью, рот мгновенно заполнился кровью. И последняя мысль мелькнула в угасающем сознании: «Нашли все-таки...»

Одно Румита поняла для себя очень хорошо: бояться и умирать от страха можно до какой-то определенной черты. Потом человеку становится не то чтоб не страшно, а как-то уже все равно.

Страх, который жил в ее сердце, перегорел. Больше всего хотелось, чтобы все это закончилось как можно быстрее. Неважно, если даже смертью: в конце концов, мертвые никого не боятся, даже норлоков. И ей тоже никто не был бы страшен, даже тот, кто стоял сейчас посреди комнаты и разглядывал ее холодными серыми глазами. И в глазах этих — мороз зимнего пасмурного утра. Все ее знакомые: и братец Мелфин, и дружок его Бретен — умерли бы от страха еще на пороге этой комнаты, а она, Румита, до сих пор еще была жива.

— Это ты — гадалка?

Она слабо кивнула: при каждом движении голова начинала болеть так, что, казалось, вот-вот разлетится на мелкие осколки. Перед глазами плавали черные мухи, и Сульг, Великий норлок, стоял перед ней словно в тумане. Румита видела темные волосы, разглядела на левой скуле росчерк черной туши, такой, как у всех его «волков», потом наткнулась на чужой взгляд и торопливо отвела глаза.

На спинке кресла сидел пестрый сокол, наклонив голову набок, искоса желтыми глазами поглядывал на девушку. Хозяин сокола тоже разглядывал ее пристально, но без особого интереса, и Румита чуть поежилась: поняла, что норлок ищет следы магии.

— Кости при тебе?

Разбитые, опухшие губы гадалки шевельнулись.

— Доставай.

Последние два дня отучили Румиту удивляться. Она медленно полезла за пазуху — каждое движение отзывалось в избитом теле болью, — осторожно достала бархатный мешочек и попыталась развязать. Опухшие пальцы подчинялись плохо, и гадалка растянула крученый шнур мешочка зубами, запачкав бархат кровью. Она вытряхнула на ладонь белые кубики с черными точками, вспомнила, что хотела выбросить их в море, да не успела. Торопилась убежать из Доршаты, хотя в глубине души разве не знала совершенно точно, что от «волков» не убежишь, не скроешься?

Великий норлок поглядел на кости, потом снова на Румиту:

— Бросай.

Румита подняла глаза — левый заплыл почти, глядеть больно — и поняла, что не ослышалась.

Она хотела, как полагается, перемешать кости, но пальцы почти не сгибались. Бросила она не сильно, но длинный стол, посредине которого стоял большой подсвечник на девять свечей, оказался отполирован отменно: кубики разлетелись далеко, а один остановился почти на самом краю стола. Одновременно шагнули к столу Великий норлок и Румита, одновременно выдохнули: норлок — сквозь зубы, гадалка — еле шевельнув разбитыми губами:

— Семерка...

Румита как-то слышала, что перед смертью вся жизнь человека в один короткий миг проносится у него перед глазами: с босоногого детства и до последнего дня. Но ничего подобного ей не привиделось, и прощаться с жизнью она не стала: попрощалась еще тогда, когда очухалась на седле у норлока и тут же снова получила в физиономию.

Голова у нее сильно закружилась, и все звуки пропали. Сульг что-то произнес, но Румита уж не слышала его слов. Откуда-то появился другой норлок, ухватил гадалку за шиворот и выволок из покоев. Мир снова закружился вокруг, заколыхался и поплыл, мутная волна накрывала с головой, мешая дышать. Румите чудилось, будто она опять едет куда-то. Она задыхалась, пытаясь ухватить ртом воздух и проваливаясь, словно в темный омут. И вдруг будто выплеснуло волной на берег: кто-то снова схватил ее за шиворот, стащил с седла, встряхнул и поставил на ноги. Румита ощутила под ногами твердую почву, разлепила глаза, и рот ее приоткрылся от изумления. Она была во дворе кабака старины Фитча в Доршате, откуда бежала три дня назад, спасаясь от «волков» Сульга. Румита с опаской оглянулась: позади — никого. Норлок, что привез ее, исчез, как сквозь землю провалился.

В дверях стояли Мелфин и Бретен, оба с вытаращенными глазами. Румита хотела махнуть им рукой, но ноги вдруг подкосились, и она опустилась на землю, прямо там, где стояла. Ухватившись рукой за столбик коновязи, девушка прислонилась к нему лбом и замерла: не верилось, что все закончилось. Потом пошарила в кармане: хотела отыскать мешочек с костями, чтобы тут же выбросить их в канаву. Гадальных костей в кармане не оказалось. Девушка проверила другой — обнаружила деньги, оставшиеся от уплаты за место на корабле, и пожала плечами.

И только когда она уже сидела за столом рядом с Мелфином и Бретеном, когда старина Фитч притащил для нее кружку неразбавленного крепкого пива и уселся напротив, глядя на девушку во все глаза, Румита вдруг вспомнила: гадальные кости так и остались на столе у Великого норлока.

Сквозь высокие стрельчатые окна в свинцовых переплетах видно было, что в горах уже кое-где выпал снег. Значит, совсем скоро кейлих Кхир принесет на своих крыльях зиму в Доршату. Эта старая ведьма с синим от стужи лицом и длинными белыми волосами спустится с гор в долину, пройдет по лесам, равнинам и холмам, чтобы поглядеть, все ли готово к зиме. Проверив, снова поднимется на вершину самой высокой горы, стукнет ледяным посохом, и вся земля сразу покроется льдом и снегом, задуют суровые ветра, закрывая торговым кораблям путь в бухты и гавани Доршаты. К весне силы Белой Ведьмы постепенно убывают. Чем длиннее дни, тем слабее становится злая старуха. И наконец когда, радуясь солнцу, побегут первые ручьи, оборачивается кейлих Кхир простым серым камнем-валуном и пережидает лето, чтобы вновь вступить в свои права поздней осенью.