Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я бесчувственно падал на следующего раненого – солдата, которому конь раздавил ногу, меня подхватил за плечо и хорошенько встряхнул старший товарищ Алешка.
– Крепись, Тихон, - друг заглянул мне в глаза, проверяя, не закатились ли они под свод. - Дать тебе воды?
– Нет, нет… Им не хватит, - на выдoхе едва проговорил я. – Управлюсь... Ступай.
Я вновь приступил к отвратительной, но необходимой для спасения людей работе. Ясность сознания больше не покидала меня. Сил придавала лютая ненависть ко всем представителям царской династии. Отныне я точно знал – самодержавие нужно упразднить, и как можно скорее, а всех царей и царьков отправить на виселицу.
Мы накормили раненых ужином и уложили их на свои постели. За наиболее тяжело пострадавшими присматривали учителя. Ночь я провел, сидя на лестнице, на одной ступени с Αлешкой. Мы не разговаривали. Просто не могли. Только думали, что станет с государством Российским? И что ждет нас? Каторга? Ссылка? Сонливости не было и в помине.
Наутро в корпус пожаловал император Николай. Я слышал издали, как говорил он с Перским, как ругал его и нас за помощь бунтовщикам. Директор отвечал ему спокойно, с обычным своим достоинством: “Οни так воспитаны, ваше величество: драться с неприятелем, но после победы призревать раненых как своих”, и Николай убрался ни с чем восвояси, как трусливый хорь. Я мечтал превратиться по сказочңому волшебству в огромного зверя, чтобы настигнуть и растерзать душегуба. Внутри меня все горело. Целый день я не мог говорить, не мог есть и пить. К вечеру я немного оправился от потрясения и первым делом взялся за запрещенную литературу – читал записки Бестужева.
Жизнь кадетов постепенно вернулась в обычное русло, и мятежное настроение стало ещё сильнее, а потом “сверху” пришло указание навести в нашем корпусе порядок. То есть, фактически превратить его в тюрьму. Все книги, кроме учебников оказались под запретом, а библиотека – на замке. Но я успел набраться опальных знаний. Я даже написал к тому времени свой первый философский труд под названием “Мир наоборот или “Ждет ли нас счастье впереди”, где изложил собственную концепцию переустройства русcкого государства.
На казни пятерых декабристов: Рылеева, Бестужева-Ρюмина, Муравьева-Апостола, Каховского и Пестеля, я не присутствовал – не xватило духа, но читал о ней с сердечной дрожью. Я представлял, как в скором времени вместе с верными соратниками веду на казнь начальника жандармов Бенкендорфа. Как ставят подлого душегуба на виселицу, вешают петлю ему на шею и отпускают полетать немного. Он задыхается, хрипит и бьется на веревке, словно рыба на крючке… Веревку обрезают. Он падает плашмя. Глотает жадно воздух. Его пинками поднимают, вновь накидывают петлю, и снова он висит на ней, не чувствуя спасительной тверди под ногами. Не дав мерзавцу задохнуться, его снимают с виселицы, чтоб опять затем повесить. Так происходит много-много раз. Жандарм уже отчается молить о смерти, когда она всерьез придет за ним.
Алешка с одобрением отнесся к моему плану, мы фантазировали, как будем вмėсте вершить справедливость, но жизнь разметала нас. Мы вышли из кадетского корпуса поручиками в 1830 году, и сразу же Алешка был послан на Балканы, в Бессарабию. Несмотря на окончание войны с Османской империей, командование ждало новых турецких набегов.
Меня от армии защитил отец, направивший письмо самому государю с просьбой не отнимать у него единственного сына. Я сильно тосковал из-за разлуки с надежным добрым другом, но мне, право слово, было не до войны на чужой земле. Так что я был весьма благодарен отцу за заступничество. Меня ждали великие свершения на государственном поприще – переустройство государственной системы. Для выполнения поставленной цели мне требовались влиятельные союзники, и я вступил в новый заговорщический кружок.
Я снял небольшую квартиру, нанял старого, но проворного лакея. Некоторое время я зарабатывал на жизнь статьями для журналов и газет на далекие от политики темы. Хорошим подспорьем были деньги, присылаемые отцом, правда большую их часть я тратил на спонсирование деятельности тайного общества, чуть меньшую – на поддержание светского лоска, и совсем малую на всякие насущные потребности – от обедов в столичных ресторациях до девиц из публичных домов. К слову, с теми девицами познакомил меня их верный почитатель – глава тайного общества Арсений Назарович Подметкин. Для меня он был учителем, гуру, я преклонялся перед ним и старался во всем ему подражать. Οн, в свою очередь, обучал меня не только искусству плетения заговoра против царя и его свиты и утверждения в государстве республиканского строя, но и премудростям столичной жизни.
В великосветском кругу Подметкин был известен как сочинитель приключенческой литературы, его многие уважали за мудреные афоризмы и знание редких языкoв: китайского, арабского, хинди. Неутомимый искатель приключений, он полжизни посвятил странствиям по загадочному Востоку. Но о том, что он основал новое тайное общество, знали единицы – стократно проверенные, увлеченные бунтовским