— Они создают профсоюзы, и это почти не оставляет мне пространства для маневра. Жалуются, что мы устанавливаем станки, которые лишают их работы. Но если мы не будем тянуться за нашими испанскими и английскими конкурентами, нам просто не выжить.

Служанка внесла и поставила перед мадам Азер блюдо с нарезанным мясом под негустым коричневым соусом. Лизетта начала рассказывать о том, как прошел день в школе. Время от времени она откидывала голову назад и хихикала. Речь шла о том, как одна девочка разыграла другую, однако в истории Лизетты присутствовал и второй слой. Она словно бы сознавала ребячество поступка и старалась внушить Стивену и родителям, что сама давно переросла такие игры. Впрочем, складывалось впечатление, что Лизетта не вполне уверена в основательности своей позиции; перед тем как закончить рассказ и повернуться к брату, чтобы сделать ему замечание за неуместный смех, она как-то замялась.

Стивен вглядывался в нее, пока она говорила, темные глаза его изучали лицо девочки. Не слушавший дочь Азер сгрузил себе на тарелку немного салата из большой миски и передал ее жене. После чего провел кусочком хлеба по краю тарелки, на котором осталось немного соуса.

Мадам Азер старалась не встречаться со Стивеном взглядом. В ответ и он старался не смотреть в ее сторону, словно ожидая, когда она обратится к нему, однако боковым зрением видел копну рыжевато-каштановых волос, убранных с лица и зачесанных назад. На ней была белая кружевная блузка, ворот скрепляла брошка с темно-красным камнем.

Едва обед закончился, как в парадную дверь позвонили, а следом из прихожей донесся благодушный мужской голос.

Азер улыбнулся — впервые с начала обеда.

— Старина Берар. Как обычно. Минута в минуту.

— Месье и мадам Берар, — сообщила, открыв дверь столовой, служанка.

— Добрый вечер, Азер. Мадам, я восхищен.

Берар, грузного сложения мужчина лет пятидесяти с лишком, склонился над рукой мадам Азер. Его жена, почти такая же пышнотелая, но с более густыми, собранными на макушке в узел волосами, обменялась рукопожатиями со взрослыми и расцеловала в щечки детей.

— Простите, когда Рене представлял нас, я не расслышал вашего имени, — сказал Берар Стивену.

Пока тот повторял свое имя сначала слитно, а затем по буквам, детей отослали из столовой и Берары заняли их места.

С приходом гостей Азер как будто помолодел.

— Вам коньяку, Берар? А вам, мадам, полагаю, травяного чаю? Изабель, позвони, пожалуйста, пусть подадут кофе. Ну-с…

— Прежде всего, Рене, — произнес Берар, поднимая перед собой мясистую ладонь, — я принес вам не очень приятное известие. Красильщики призвали начать завтра забастовку. Сегодня в пять вечера главы профсоюза встретились с представителями заводчиков и сообщили об этом решении.

Азер фыркнул.

— Насколько я знаю, встреча была назначена на завтра.

— Ее перенесли на сегодня. Мне не доставляет удовольствия приносить вам дурные вести, мой дорогой Рене, но вы навряд ли поблагодарили бы меня, если б услышали их завтра от своего десятника. По крайности вашей фабрики забастовка пока не коснется.

Берар, похоже, был доволен тем, что смог доставить эту новость. Лицо его выражало тихое удовлетворение сознанием собственной значимости. Мадам Берар с обожанием взирала на мужа.

Азер снова начал проклинать рабочих, спрашивая, как, по их мнению, он сможет добиться того, чтобы фабрики продолжали работать? Стивен и женщины воздержались от высказываний на эту тему, да и Берару после того, как он поделился новостью, добавить, похоже, было нечего.

— Да, — произнес он, когда Азер наконец иссяк. — Забастовка красильщиков. Такие вот дела. Такие дела.

Это умозаключение было воспринято всеми, Азером в том числе, как свидетельство того, что тема закрыта.

— Как вы сюда приехали? — спросил Берар.

— Поездом, — ответил Стивен, решив, что вопрос обращен к нему. — Путешествие было долгим.

— А, железной дорогой, — сказал Берар. — Какая замечательная система! У нас здесь большой железнодорожный узел. Поезда на Париж, на Лилль, на Булонь… А скажите, у вас в Англии тоже есть железные дороги?

— Есть.

— И давно ли?

— Сейчас припомню… Около семидесяти лет.

— Но у вас с ними связаны большие затруднения, я полагаю.

— Не уверен. Я ни об одном не слышал.

Берар радостно улыбнулся, отпил коньяку.

— Вот значит как. Нынче и в Англии имеются железные дороги.

Ход разговора определялся Бераром, каковой полагал своей нелегкой обязанностью дирижировать им, вовлекать в него новых участников, а затем резюмировать сказанное каждым.

— И вы в Англии каждый день едите на завтрак мясо, — продолжал он.

— Большинство, я думаю, да, — подтвердил Стивен.

— Вообразите, дорогая мадам Азер, каждый день — жареное мясо на завтрак! — Это Берар предложил высказаться хозяйке дома.

Она предложение отклонила, пробормотав что-то о необходимости открыть окно.

— Возможно, настанет день, когда и мы придем к этому, а, Рене?

— О, сомневаюсь, сомневаюсь, — сказал Азер. — Если, конечно, не настанет день, когда на нас опустится лондонский туман.

— Ну да, вместе с дождем, — усмехнулся Берар. — В Лондоне, сколько я знаю, дождь льет пять дней из шести.

Он снова взглянул на Стивена.

— Я читал в газете, — сказал тот, — что в прошлом году дожди в Лондоне шли несколько реже, чем в Париже, хотя…

— Пять дней из шести, — лучезарно улыбнулся Берар. — Представляете?

— Папа терпеть не может дождь, — сообщила Стивену мадам Берар.

— А как провели этот прекрасный весенний день вы, мадам? — спросил Берар, снова предлагая хозяйке дома вступить в разговор. На сей раз попытка оказалась успешной: мадам Азер заговорила, обращаясь — из вежливости или энтузиазма — непосредственно к нему.

— Утром я выходила в город — по делам. В одном из домов рядом с собором было открыто окно, там кто-то играл на рояле.

Голос мадам Азер был ровным и тихим. Она в нескольких словах описала услышанное и в завершение сказала:

— Прекрасная была музыка, хоть и состояла всего из нескольких нот. Мне захотелось постучаться в дверь дома, спросить, кто играет и что именно.

Месье и мадам Берар последнее напугало. Такого завершения рассказа они определенно не ожидали. Азер спросил — умиротворяющим тоном, к которому прибегал, сталкиваясь с подобного рода причудами:

— И что же это была за мелодия, дорогая?

— Не знаю. Я ее прежде не слышала. Что-то похожее на… на Бетховена или Шопена.

— Сомневаюсь, чтобы вы да не признали Бетховена, мадам, — галантно произнес Берар. — Готов поспорить на что угодно, вы слышали какую-то народную песню.