Удивительное дело, мы будем наступать сразу по всем направлениям — против Австро-Венгрии, Германии, Болгарии. Нельзя быть одновременно сильным везде — это азбука военной науки. Понимая, что радикально ничего изменить не в состоянии, Александр Михайлович покинул Ставку и вылетел в Ковно, прихватив Ренненкампфа и Самсонова.

Слушая разговоры двух генералов, перебиваемые ревом четырех моторов, великий князь почувствовал холодок. Да они же не настроены на взаимодействие! В репликах каждого сквозила тщательно спрятанная надежда, что именно его армия первой выйдет к городу Канта, а имя полководца украсится эпитетом «покоритель Пруссии».

Он попробовал достучаться до них, обещал разведывательные полеты сразу же по прибытии в Литву. Генералы вежливо поблагодарили. Что бы ни рассмотрели летчики — приказ о наступлении никто менять и отменять не собирается.

4 августа армии начали выдвижение, сразу обнажив огромное число препятствий, не учтенных в Ставке. Первой из них оказалась государственная национальная политика. Главной ударной силой Северо-Западного фронта — 1-й армией — командовал генерал с подозрительно немецкой фамилией Ренненкампф, а важнейшим соединением в ее составе — Хан Нахичеванский, единственный в своем роде мусульманский кавалерийский генерал, имевший множество наград и отличий… правда, на дипломатическом поприще. Единственный мелкий военный эпизод в войне против Японии дал основание Императору возвеличить этого деятеля и тем самым показать — не только русские православные в стране карьеру делают, Отечество заметит таланты из любых источников. Не то чтобы азербайджанский или иной кавказский народ не способен выдвинуть из своих рядов полководца, равного Суворову или Кутузову. Просто Хан Нахичеванский таковым и близко не был. Оттого 6 августа, ввязавшись в бой с прусской бригадой у Каушена, позорно отвел корпус назад. Мало того, что славный кавказский воин имел под своим началом многократно превосходящие по численности войска — у него были регулярные дивизии, а с прусской стороны противостоял ландвер из ополченцев второй очереди призыва. Вдобавок гениальным тактическим маневром Хан оголил правый (северный) фланг армии Ренненкампфа, заставив начальника приостановить наступление, дабы как-то навести порядок в своих рядах.

Самсонов, получив разведданные от летчиков Александра Михайловича, решил использовать преимущество в танках, кавалерии и артиллерии, проведя более глубокий охват, нежели поручил ему НикНик, изменив направление главного удара и отдалившись от 1-й армии. Он не был в Корее, потому не задумывался, что танки с кавалерией, прорвавшиеся в глубокий сил врага, — страшная сила. Вообще, он технике не очень доверял, кроме разве что привычной артиллерии. Танк пугал непонятностью, самолет тем более, да что увидишь с высоты? В итоге он направил бригады, усиленные Б-2 и Б-3, прямо на подготовленные артиллерийские позиции и убедился в своей правоте — бронемашины сгорели все, не нанеся пруссакам ощутимого вреда.

7 августа снова пробовал атаковать Ренненкампф, затеяв местную операцию, вошедшую в анналы как Гумбинен-Гольдапское сражение. Русские добились определенного успеха и могли развить его, если бы не печально известный Хан Нахичеванский. Четыре дивизии его корпуса не соизволили вступить в бой. Ренненкампф не слишком поверил данным воздушной разведки и не приказал преследовать изрядно побитые и отступавшие германские части. Так что командующий 1-й армией вроде как победу одержал, однако его нерешительность дорого обошлась. Из Центральной Германии в Восточную Пруссию начали поступать резервы. В период с 13 по 15 августа топчущиеся на месте и не соединившиеся 1-я и 2-я армии, столоначальникам которых казалось, что победа под Кенигсбергом уже в руках, получили несколько ощутимых ударов и отступили. Вскоре отступление превратилось в бегство, а по итогам августовских боев обе армии Жилинского потеряли в Восточной Пруссии вчетверо больше солдат и офицеров, нежели противник.

Самсонов не выдержал позора и покончил с собой, Хану Нахичеванскому Аллах не позволил. Жилинский и Ренненкампф продолжили доблестную службу, хоть и на иных постах.

Николай Николаевич вообще вышел победителем, разбив откровенно слабые австро-венгерские части и заняв часть габсбургских земель. Оттого Император не поставил ему в упрек прусский разгром.

30 августа великий князь Александр Михайлович вернулся в Санкт-Петербург и поразился. Такого уличного разгула город не видел, поди, с самого 1905 года. Только народное бурление на сей раз оказалось ура-патриотическое, и никто не думал унимать его шашками и нагайками.

Мирные обыватели шастали по городу с плакатами оскорбительного для Германии содержания. Как при еврейских погромах, толпы врывались в магазины, лавки, банки, ежели на вывеске красовалась немецкая фамилия. Впрочем, как водится, евреям доставалось по первое число. Не каждый разберется, кто такой Голдберг — пруссак или еврей? Для надежности лупили и громили всех похожих. И не очень похожих до кучи, на будущее и на всякий случай.

В день, когда высочайшим повелением столицу с неприлично германским названием переименовали в Петроград, Александр Михайлович навестил в больнице Брилинга.

— Как так вас угораздило, Николай Романович?

Инженер криво усмехнулся разбитым лицом:

— Обычно. Фрезе неделю на заводе сидит взаперти, мне надоело. За Нарвской заставой дорогу перекрыл казачий разъезд. За ним люди какие-то. Вахмистр потребовал документ, говорит — вылезай. Только я на мостовую ступил, он обернулся и кричит: немец это, фамилия Брилинг, бей шпиона!

— Какого числа? — Князь пометил в записях. — Будьте покойны, завтра же вахмистр отправится в арестантские роты. Хотя, конечно, вам от того здоровья не прибавится.

— Третьего дня. Пустое это, Александр Михайлович. Голодранцы да казаки не ведают, что творят. Кто истерию против германцев начал, а? Черносотенцы да иные думские патриоты. Их бы в арестантские роты строем.

— Тут я бессилен, хоть с вами и спорить не буду.

— А еще главного германца забыли. — Брилинг с трудом шамкал ртом, в котором основательно недоставало зубов. — Родственничка вашего. Даром что Романовы — все как один германцы, но фамилия-то русская. Да и кто вас тронет.

— Стоп! Говорите, но не заговаривайтесь. Не забывайте, кто перед вами.

— Да уж… Благодаря вам да великому князю Петру Николаевичу к правящей фамилии уважение имею.

Александру Михайловичу надоело.

— Так, мон шер. Вольнодумные речи отношу на удар головы и потому не восприемлю. Завтра же вам пропуск на имя… например, Брилова. И охрану. Не можем мы таких людей терять. Поправляйтесь.

Позорное поражение Ренненкампфа и его смещение с поста начальника армии повлекло реакцию против любых сомнительных личностей с германскими фамилиями на генеральских должностях, а тем более с приставкой «фон». Петр Врангель, носитель такой приставки, пребывал в то время в Болгарии, его неприятные вести ждали по возвращении на Родину. Степан Осипович Макаров, навещая могилу Александра Берга, увидел, что какие-то негодяи облили краской могильный камень за германскую на нем фамилию.