Повсюду в спальне — на полу, на прикроватных столиках, на подоконнике — горели восковые свечи. Много восковых свечей. Поразительно много.

Время остановилось. Я глубоко вздохнул и застыл на месте. Парализованный. Окоченевший. Стук сердца отдавался в груди, в ушах, во всем конгломерате артерий и вен моего тела. Колени и руки дрожали. Капли пота текли по лбу, под мышками, по спине. Мозг отказывался управлять телом. Взгляд фиксировал — не реагируя, бесстрастно, отстраненно — всевозможные детали. Солнечные лучи в щелках между занавесками. Шлепанцы рядом с кроватью. Полупустой стакан с водой на ночном столике. Баночку с лекарствами. Книгу. Одежду, аккуратно разложенную на инвалидном кресле. Скомканную и брошенную поверх пижаму. Восковые свечи. Тело.

Непроизвольный стон.

— Боже мой, Кристиан… Что случилось?

Рысцой подбежал ко мне сэр Фрэнсис. И резко отвернулся.

Очень медленно я стал приближаться к кровати. Едва не падая. Весь в поту. Я сосредоточился на запахе. Кожа у умершего была восковой белизны. Но запах шел не от тела. Пока. Кристиан умер совсем недавно. Сквозь сладковатый запах благовоний и горящего воска пробивался другой — более острый, металлический. Я никак не мог определить, что это.

Кристиан был совершенно белым. Смерть лишила его красок. Он был даже белее меня. Как смерть могла сделать тебя таким немыслимо бледным?

Кто-то его убил, это очевидно. Так люди не умирают сами. Не умирают голыми, на кровати без одеяла, с руками, скрещенными на груди, и сжатыми кулаками, в окружении мерцающих свечей. Было что-то… надо найти слово… ритуальное… в том, как он лежал. Словно агент похоронного бюро и священник уже побывали здесь и теперь уехали, чтобы привезти погребальную одежду и святую воду.

Целую минуту я стоял и смотрел на безжизненное тело моего умершего друга. Потом оно исчезло под пеленой моих слез. Я закрыл ему глаза и вызвал по телефону полицию.

Сыщик Курт Хенриксен был рослым мужчиной в очках с роговой оправой, с записной книжкой в нагрудном кармане и взглядом, от которого самый закоренелый преступник потерял бы самообладание и признался бы в совершенных преступлениях.

Полицейские в форме и в штатском заполонили квартиру, Эксперты в белых халатах ходили из комнаты в комнату, словно пингвины. А я сидел на стуле в гостиной в полной уверенности, что полицейские забыли обо мне. Один «пингвин» нечаянно наступил мне на ногу и рассеянно попросил прощения. Курт Хенриксен расхаживал отдельно от них, поглядывая на книги на полке, открывая шкаф, выясняя, на какую волну настроено радио. Он прибыл позже остальных.

— Большинство людей упускают мелочи, — неожиданно сказал он. Несмотря на пребывание в Осло в течение двадцати лет, он не избавился от мягкости согласных и картавости своего родного диалекта. — А между тем мы можем многое почерпнуть из того, что представляется несущественным. — Он протянул мне руку. — Курт Хенриксен. Инспектор полиции. Полиция Осло, второе отделение. Вот так обстоят дела. Это вы нашли умершего?

— Да, к сожалению. Меня зовут Бьорн Белтэ.

— Я так и подумал. Я про вас слышал. Читал в газетах.

Он имел в виду, что слышал об археологических находках, к которым я имел отношение несколько лет назад. О них писали газеты. Иногда меня узнают на улице.

Чтобы нам не наступали на ноги и чтобы не мешать своим присутствием колонии «пингвинов», мы переместились на кухню. Хенриксен занес мои личные данные в блокнот и спросил, почему у меня был ключ от квартиры Кайзера. Я объяснил, что мы работали вместе над одной книгой. Это его не заинтересовало. Зато он спросил, где я находился в это утро с пяти до семи.

— Его убили в это время?

— Это стандартный вопрос, я должен задать его для порядка.

— Я спал. На борту самолета между Кеплавиком и Гардемуеном.[7]

— Потрясающее алиби, — пошутил он таким тоном, как будто мы оба знали, что убийца я и что это лишь вопрос времени, когда он разоблачит мои хитрые уловки и отправит меня в кутузку. — Значит, в прихожей стоит ваш чемодан?

— Вы добьетесь в полиции больших успехов, инспектор!

— Что вы делали в Исландии?

— Я посетил Стофнун Арна Магнуссонар.

— Я не понимаю.

— Институт Аурни Магнуссона при университете Рейкьявика занимается хранением и изучением древних рукописей. Там мне помогли провести анализ одного манускрипта.

Курт Хенриксен отвел взгляд от блокнота. Хороший полицейский часто бывает вынужден опираться только на интуицию. Он сидел, вперив в меня свой взор. Я — альбинос и потому привык, что на меня смотрят.

— Какая-то книга. Какой-то манускрипт. Скажите, какая может быть связь между планами написать книгу, манускриптом и убийством Кристиана Кайзера?

Этот вопрос разрядил обстановку.

Я сделал вдох. Очень глубокий вдох. И рассказал то, что знал. Рассказал о мумии и о манускрипте. Правда, я не стал распространяться, что вывез его из Украины контрабандно, но намекнул, что в сотрудничестве с университетом Осло помогал киевским коллегам сохранить пергамент. А в качестве grand finale[8]поведал об угрозах по телефону.

— Кто звонил? — спросил Хенриксен.

— Номер не определен. Звонивший не назвал себя. Все началось неделю назад. После этого он звонил каждый день. Но сегодня звонка не было.

— Он вам угрожал?

— Послушайте сами. — Я вынул мобильный телефон.

— Вы записывали все разговоры?

— Только первый. Я стал записывать, когда решил, что он знает, что киевский манускрипт в моем распоряжении. Остальные разговоры точно такая же белиберда.

Я нашел нужное место. Запись началась с резкого щелчка, потом послышался голос незнакомца:

— «…в общих интересах встретиться для разговора. Я могу приехать в Осло. В любой момент.

— К сожалению…

— Белтэ, это чрезвычайно важно!

— Я так не считаю.

— Вы не понимаете, что вы нашли!

— Вы не представились.

— Я ваш друг, я могу оказать помощь.

— Кто сказал, что мне нужна помощь?

— Поверьте мне, вам нужна помощь!

— Послушайте, не могу же я…

— Бьорн Белтэ! Вы в опасности!

— Не смешите меня.

— Вы можете лишиться жизни, Белтэ.

— Кто вы?