кузнецом-мастером Добрыней из железа и трофейных топоров и секир. Красивое зрелище. Лучше своего вестеросского прообраза.

Перестав разглядывать мой трон, Буривой покосился на меня, а потом впился своими пронзительными глазами в Агу.

— Ты доверяешь своему охраннику? — спросил дед, кивая на моего товарища, — Не разболтает он тайны твои?

Я повернулся к Аге. Боковым зрением увидел тщательно скрываемую улыбку Гостомысла.

— Ты же никому ничего не расскажешь. Правда? — спросил я Агу.

— Ага, — ответил мне Обеликс, озарив искренней улыбкой.

Отец прыснул, не удержался.

— Ну вот, видишь, — обратился я к Буривому, — он никому ни-ни.

Дедушка интуитивно догадывался, что что-то не так, но пожевал губы и фыркнул на нас. Мы уселись за стол, напротив деда. Ага встал за спиной, у входа. Я редко сажусь на трон, используя его только в целях, требующих официоза, наподобие приема послов и прочего.

— Я приехал сюда не для того, чтобы ваши рожи хитрые любозреть, — начал Буривой.

— Отец, Ларс — твой внук, прояви хотя бы к нему чуткά любви, перебил Гостомысл, хмуря брови.

— Чай не маленький уже, — скривился дед, — прожил без моей ласки и вона каким мужем стал. Царь.

— Ладно, деда, мне все равно на проявления твоих чувств, — отмахнулся я от темы, — рассказывай, чего звал. У меня делов полно.

Мне кажется у Буривого сейчас случится сердечный приступ. Глаза расширились, дыхание перехватило. Сейчас кондрашка хватит. Отец мне такого не простит. К моему удивлению именно Гостомысл и разрядил ситуацию. Его хохот прокатился по залу. Дед сначала нахмурился, но потом присоединился к смеху.

— Сразу видно, моя кровь в твоих жилах, — заявил Буривой, отсмеявшись, — наглый, дерзкий и без каких-либо предрассудков к старшим, едрить его через колено.

Надо же, удостоился похвалы. Всего-то надо было слегка нагрубить старику.

— И все же, что случилось, — мне хотелось побыстрее закончить разговор, чтобы опробовать кольчугу в тренировке, а заодно проверить его непробиваемость от колюще-режущего оружия.

— Где-то с месяц назад ко мне прибыл доверенный купец и поведал интересные вести про Киевского князя Мезислава, — начал рассказывать дед.

Оказывается престарелый Мезислав, с которым дед еще тридцать лет назад совместными усилиями грабил горда в Византии, набрал силу и подчиняет себе ближайшие племена. Вроде ничего в этом сверхъестественного нет, но был маленький нюанс, который в корне меняет дело. Мезислав всегда был жаден и не умел приумножать богатства, из-за чего у него не было нормальной дружины, так как платить было нечем. Но тут у него, ни с того ни с сего, появляется капитал, на который он нанимает варягов и терроризирует округу, подавляя сопротивление и присоединяя к себе соседей. Ближайшее крупное племя на северо-западе — древляне, очень воинственный народ, который он смог покорить. С востока у него в союзниках — северяне. А на севере дреговичи и радимичи, те самые, которых Радомысл пытается склонить в наше царство.

Люди Буривого сумели узнать, что спонсорами всей этой «движухи» являются хазары. Северяне — данники каганата. Через это племя хазары склонили Киев к союзу и руками Мезислава пытаются создать некий анклав, который будет противовесом Гардарики. Даже до Буревого дошли вести о сражении за Кордно, а битва на Ладоге уже вошла в песни наших скоморохов. Дед считает, что хазары испугались усиливания царства Гардарики, поэтому решили чужими руками, что называется, «подвинуть угли в печи». Сам каганат погряз во внутренней междоусобице, поэтому им не до моего царства. Хазары считают, что смогут стравить Киев и Хольмград, так как наметился конфликт интересов — присоединение дреговичей и радимичей. И пока мы будем возиться друг с другом, они решат свои проблемы и прихлопнут победителя.

Вот такие пирожки. Высокая политика в древнем мире IХ века. Но это еще не все. Есть слухи, что мой старый знакомец Рогволд стоит на службе у Мезислава. Давно от этого негодяя не было вестей.

— Нужно ждать Радомысла и попутно отправить гонцов, чтобы созвать царское войско, — задумчиво заявил Гостомысл.

Я молчал, опершись на спинку стула. Что-то тут не чисто. Может Буривой сам хочет моими руками убрать Мезислава. А может Буривого подкупили те же хазары. Может быть такое? Не исключено.

— Дед, а ты войдешь в царство? Примешь вассальную присягу? — с сомнением спросил его я.

Второй раз деду поплохело. Что же ты такой впечатлительный, дедушка? Буривой резко успокоился и впился своим фирменным взглядом в меня.

— Постой, внук, — дед прищурился, — неужели ты считаешь, что я могу врать и преследую свою выгоду?

— Насколько я знаю, ты не в ладах с Мезиславом. Моя война с Киевом тебе на руку.

Все-таки дед окочурится сегодня. Он хватал ртом воздух. Отец пытался успокоить его. Буривой был возмущен до предела. Он оттолкнул Гостомысла и встал.

— Зови своего волхва, я клясться буду в верности тебе и царству твоему, — выплюнул дедуля.

Ух ты, зацепило старика. Что же, каюсь, зря наговаривал на предка. Я позвал дружинника, стоящего за дверями и попросил его отправить гонцов, дабы созвать членов царского совета.

Интересная картина вырисовывается. Ходот говорил, что бек Манассия заключил с вятичами мир, так как ему нужно было спешить в Итиль — столицу каганата, чтобы поучаствовать в борьбе за титул кагана. Неужели он растрепал остальным бекам то, как сильно ему досталось в Кордно? Либо он стал каганом, либо сумел пробиться в ближний круг кагана, раз на Гардарики обратили внимание и решили против нас плести интриги. Нужно будет собирать войско вне зависимости от того, как пройдут переговоры у Радомысла. Если дреговичи и радимичи не войдут в состав моего царства, то я пройдусь по ним словно танк. Уже сейчас мы сильнейшее государство на севере. Моя «артиллерия» отутюжит их деревянные города. Реформа армии увеличила ее численность до двенадцати тысяч человек. Новобранцев учили выносливости и владению оружием, новой военной организации и железной дисциплине. Я решил ввести коллективную ответственность в армии. Если один из десятка напортачил, то наказывается весь десяток. До серьезных наказаний дело не доходило, ввиду отсутствия таких нарушений. Но как-то за кражу пришлось весь десяток пороть розгами и лишить их месячного дохода. После этого многие прониклись.

Я чувствую, что стану тираном и диктатором. А с другой стороны, может и надо быть тираном, чтобы править железной рукой. Для всеобщего блага. На задворках сознания мое второе «я» высказалось о том,