возвращался к месту работы. Обычно на час раньше, чтобы спокойно выпить кофе и съесть яичницу в ресторанчике поблизости.

Вполне закономерным стало то, что довольно быстро я потерял хорошую работу и снова очутился на авторынке, где работал шесть дней в неделю за в два раза меньшие деньги. А потом я потерял и девушку.

Тогда я был примерно на минус пятом этаже дна. Пил, жалел о прошлом, снова пил и тешил себя надеждой, что еще смогу выкарабкаться. А потом искал где бы купить снотворное. Не хотелось вешаться, а стреляться было не из чего. Разве что из пальца.

Тогда судьба и послала мне Наташу. А вместе с ней и Марину, и Женю. Наташа прекрасная девочка со сложной судьбой. Не знаю точно, может у нас и мотивы были похожими, только она как-то смогла вытащить меня в студию на Синопскую. Туда же она привела и Марину с Женей. Они были начинающими музыкантами, им нужен был старт. Мне нужнее был финиш, и тем не менее мы подходили друг другу. Я сыграл несколько своих песен. Им понравилось, и начались репетиции.

В тот момент я работал шесть дней в неделю и посвящал два вечера репетициям. Очень скоро опять начались квартирные посиделки, разъезды, тусовки, и прочие радости. Пару раз проскочил легалайз. И все вернулось обратно. Тогда же, во время двухнедельного загула на чьей-то хате, я первый раз попробовал стимуляторы.

Бросал долго. Было нелегко. Пару раз срывался. Научившись видеть, чувствовать, и дышать по другому довольно сложно возвращаться в маленькую комнатку два на шесть метров, к зарплате которую смешно называть вслух и к одиночеству.

То время наполняли атаки паники, паранойи, страха и оцепенения. Водка особо не брала, хоть литрами пей или смешивай с пивом. Ночь на наркотиках и алкоголе, день на работе, вечер на студии, ночь на наркотиках и алкоголе. Результатом двух месяцев такой жизни стала демо-запись. А потом я распустил группу и запил еще сильней. Вот одна из моих песен того времени:

«Еще четыре часа и я как тряпка упаду под стол.

Что делать, что рассказать? Я через ноздри выпускаю ментол.

В твоих глазах пустота, она сливается с гладью стекла.

Еще четыре часа, я не вернусь сюда никогда.

Ментол.

Ты молча смотришь в окно и больше нечего тебе сказать.

А я смотрю на часы, я понимаю, скоро убегать.

А двести сорок минут и я свободен от твоих коков.

Еще четыре часа, еще четыре. Я вырываюсь из мира снов.

Ментол».

Пил без остановки. Уволился. Находил халтуру, получал деньги и снова пил. Тошнил водкой, открывал новую бутылку и пил снова, упрямо запихивая в себя эту дрянь. И самым отвратительным было то, что я не пьянел. Просто забывался сном часов на пять после второй бутылки водки, чтобы проснуться в том же дерьме, в котором засыпал.

К февралю я остался совсем один, круг замкнулся и у меня случился психоз. Деньги кончились, водка натерла мозоль в желудке. Удивительно, как еще осталась в доме мебель. Теперь точно все, сказал я себе, залез в ванную и перерезал вены. Но криво, глупо и не до конца. Да и мельхиоровые ложки в доме еще оставались, и немного золота – все это можно было сдать в ломбард.

Спустя еще два месяца водки и отчаянья закончились последние деньги. Наступила черно-серая питерская весна. Я пошел в ломбард и заложил золотую цепь с крестом. После этого зашел в аптеку и купил снотворное. Сел в автобус и поехал на вокзал. С собой взял таблетки, маленькую бутылочку воды и кулон, подаренный девушкой. Все, что мне было нужно на этот раз. На вокзале взял билет до Чудова – триста километров от Питера, чтобы не нашли и не опознали никогда.

Но на пути к платформе меня встретила цыганка, которая вкрадчиво посмотрела мне в глаза и сказала: «Живи! Твой час еще не пробил. Ты еще будешь жить. Ты еще полюбишь, будешь счастлив и у тебя будут дети. Ты еще скажешь мне спасибо, а теперь иди!». Цыганка забрала у меня последние деньги, но я бы отдал ей еще. Не каждый день спасают твою жизнь.

Тогда я доехал до Чудова, но таблетки пить не стал. Оставил их вместе с кулоном в старом деревянном доме и вернулся обратно. Не скажу, чтобы после этого жизнь моя сильно изменилась. Но внутри я понял, что жизнь состоит не только из отношений, наркоты или музыки. Это еще и пение птиц, солнечный свет, а также другие прекрасные банальности.

***

– Никита, вы же говорили, что это будет история про любовь, а про любовь в ней нет ни слова.

– Есть, Наташа, есть. Просто все слова про любовь написаны невидимыми чернилами между строк.

– Как это?

– Посмотрите, что я, то есть он написал? Здесь только про него, про его чувства, его желания и поступки. Разве написал он про цвет глаз любимой девушки? Или про волшебный оттенок ее кожи? Стук ее сердца, тепло рук?

– Нет.

– Нет. Значит, это была не любовь. Это был обычный роман. Хоть и растянутый во времени, но обреченный на неудачу. Любовь я встретил намного позже. И только встретив любовь понял, что никто и никогда до этого меня не любил.

– О ком вы?

– О матери моих детей, которая ждет меня в Нижнем Новгороде. Знаете, пожалуй мы засиделись. У меня уже все затекло. Было бы здорово найти выход отсюда, вы не против?

– Вы обманщик, Никита! Обещали про любовь, а сами рассказали что-то совсем другое.

– Раз обещал, значит обязательно расскажу. Но теперь давайте выдвигаться. Потому, что от сидения на одном месте толку, как видите, никакого нет.

– Ну почему же нет, вот и я вас нашел, – откуда-то сбоку раздался сиплый мужской голос.

Наташа вздрогнула и издала то ли стон, то ли короткий выкрик. Никита вглядывался в темноту, пытаясь рассмотреть говорившего.

– Давно вы здесь стоите?

– С того момента как вы, молодой человек, начали рассказывать прекрасной девушке про свои отношения с алкоголем и наркотиками. Вы так увлеклись рассказом и своей прекрасной слушательницей, что даже не заметили моего появления.

– Почему же вы не представились нам? – спросила Наташа.

– По двум причинам. Во-первых, я не хотел мешать. А во-вторых, хотел дослушать.

– Кто вы такой? – спросил Никита.

– Я местный гид, – ответил собеседник подходя к огню. Это был крепкий мужчина, неопределенного возраста, с большой белой бородой. Одет он был в мешковатый потертый свитер, делающий его похожим то ли