Жандарм вручил ему оба паспорта, дунул в свисток, приказывая напарнику поднять шлагбаум.

– Разумеется, сеньор. Счастливого пути.

Автомобиль неспешно въехал на мост – на нейтральную территорию.

– Получилось! – воскликнула Малена, словно еще не веря, что все позади.

Фалько промолчал. Прижавшись головой к холодному стеклу, он ждал, когда адреналин, выброшенный в кровь несколько минут назад, начнет медленно рассасываться. Переход из одного состояния в другое, от напряженной готовности к схватке к последующим минутам спокойствия, – дело непростое, нескорое и малоприятное.

– И оказалось легче легкого, – продолжала Малена.

Фалько взглянул направо – туда, где за быками железнодорожного моста в самом широком месте реки мерцал в лунном блеске серебристо-черный клин. На темном берегу разрозненно светились огни Ируна – редкие и тусклые, потому что несколько месяцев назад красные сожгли город.

– Мы уже почти в Испании.

Голос Малены подрагивал от волнения. Жар патриотизма, подумал Фалько. «За бога, за родину, за короля». Отважная девушка торжествует победу. Сегодня ночью она в известном смысле отомстила за отца и брата.

– Хорошо себя вела, – сказал он.

– А ты – просто превосходно.

«Пежо» был уже на середине моста. Впереди в свете фар белело здание испанской таможни.

– Дай знак, – сказал Фалько. – Пусть знают, что это мы.

Малена дважды моргнула фарами.

– После этого мы расстанемся, – сказала она. – Я так полагаю.

– Разумеется.

Девушка на миг задумалась. Включив другую передачу, сбавила скорость.

– Для меня было честью работать с тобой… Мне понравилось быть сеньорой Уррутиа.

– Это для меня честь.

Поколебавшись, Малена добавила:

– Редкий случай – ты не приставал ко мне. Хотя возможностей было в избытке.

– Надеюсь, тебя это не обидело.

– Да нет, конечно! – Она рассмеялась. – Наоборот. Ты мне сделал величайшее одолжение – относился ко мне как к товарищу.

– Каковым ты и была.

– Да… Старалась.

Оставались последние метры моста. «Испания» – возвестили буквы на щите. Фары высветили шлагбаум меж двух каменных колонн, обозначавших территорию националистов. Несколько человек неподвижно стояли в зыбком свете фонаря и ждали.

– Не знаю, что еще тебе сказать… – добавила Малена.

– Ну, может быть, скажешь, когда и если судьба снова нас сведет.

– Может быть… – не сразу ответила она.

Шлагбаум поднялся, и машина, проехав еще несколько метров, остановилась перед высоким крыльцом таможни. Ожидавшие придвинулись, сомкнув кольцо мундиров, плащей, лакированных треуголок. Фалько опустил стекло и зажмурился от ударившего в лицо слепящего луча.

– Опаздываешь, как всегда, – раздался глуховатый суровый голос адмирала.

В Сан-Себастьяне было еще довольно далеко до полудня, но солнце стояло уже высоко и било в окна отеля «Мария-Кристина», освещая блеск лакированной мебели, сияющий глянец сапог, перетянутые ремнями френчи военных и дорогие костюмы штатских. Переполненный офицерами и состоятельными беженцами город, космополитичный и роскошный, в полной мере использовал свою удаленность от всех фронтов. Гул голосов в баре был даже гуще, чем облака табачного дыма, от которого перехватывало дыхание. У задней стенки бара между шеренгами бутылок стояли образ Пречистой Девы Короанской в рамке, красно-желтый флажок, а из приемничка в галенитовом корпусе доносился голос Кончи Пикер[7], певшей «Зеленые глаза».

Под соболезнующим взглядом бармена Лоренсо Фалько – он был в коричневом твидовом пиджаке и фланелевых бежевых брюках – отставил, так и не попробовав, коктейль, положил три песеты на прилавок, подтянул узел галстука, взял с соседнего табурета шляпу и направился к дверям, где за миг до этого возник адмирал.

– Слушай, – сказал он, воздев палец, когда Фалько подошел вплотную.

Тот растерянно заморгал, оглядываясь по сторонам:

– Что?

Адмирал не опускал палец. Вид у него был хмурый.

– Не что, а кого. Пикер.

– И что Пикер?

– Не разбираешь слова? Она только что спела: «И у дома моего появись в конце недели».

– Ну, так что?

– А то, что раньше всегда было: «И у дома моего появись – я жду в постели».

Фалько насмешливо улыбнулся:

– Значит, крепнет наша мораль, господин адмирал. «Постели» больше не допускаются.

– А-а, черт. Порой я сильно сомневаюсь, что нам стоит выигрывать эту войну.

Начальник Национальной информационно-оперативной службы был, как всегда, в штатском: серый костюм, шляпа и зонтик вместе с подстриженными седыми усами придавали этому галисийцу сходство с англичанином. Он оглядел бар поверх плеча Фалько и показал на вестибюль:

– Давай-ка пройдемся.

– Боюсь, он вам сегодня не понадобится. – Фалько показал на зонтик. – Погода великолепная.

Адмирал пожал плечами:

– Я же галисиец, забыл? А это значит – родному отцу не доверяю. Одной предосторожностью больше – одной неожиданностью меньше. А уж в наши времена… Уловил?

– Уловил.

Два глаза, искусственный и здоровый, прочертили сходящиеся трассы и уперлись в лицо Фалько:

– Не слышу!

– Так точно, господин адмирал, уловил! – улыбнулся Фалько, надевая шляпу.

– Вот это уже лучше. Ну а теперь шагай. Пойдем подышим воздухом.

Они вышли на улицу, и стоявший под навесом швейцар при виде Фалько снял фуражку.

– Я две недели торчу здесь, а этот идиот в упор меня не видит, – посетовал адмирал. – Ты же два дня назад приехал, и он тебе в пояс кланяется.

– Что ж поделать, господин адмирал? Природное обаяние.

– И чудовищные чаевые.

– Ну-у… не без того.

– Ага, а потом наш бухгалтер проверяет твои счета и вопит как резаный. И житья мне не дает.

– Объясните ему, что это инвестиция в «public relations», как говорят англичане. Чтобы шестеренки и маховички крутились во славу и на благо нашей отчизны, я их смазываю. Под этим углом и смотрите на мои расходы.

– Смотрю как смотрится, а вижу только твою плутовскую рожу. И в данном случае внешность не обманчива.