Ковры, гобелены, статуи, вазы?..

Эбвин задохнулся от удивления. Весь зал сиял, перемигиваясь огоньками, ослепившими его.

Под стеной был широкий, вышитый золотыми нитями диван. Лицом вверх на нем лежал старик с курчавой седой бородкой, в халате, с колпаком на голове. На груди его стоял Нобби и, скалясь, рычал в лицо старика.

Эб пригляделся к незнакомцу. Непонятно, жив тот или мертв. Глаза открыты и смотрят в одну точку на потолке, грудь не вздымается при дыхании… но на лице, покрытом крупными яркими веснушками, нет смертельной бледности, щеки розовые. Эб перевел взгляд на массивный стол в центре зала. Там широкими красными линиями был нарисован пятиугольник. Сам Эбвин никогда с таким не сталкивался, но слышал, что это называется пентаграммой.

В центре пентаграммы стоял круглый аквариум.

Хотя поначалу Эб решил, что это магическая сфера. Конечно, никаких магических сфер он тоже никогда не видывал, однако слышал, что они существуют, а где еще ожидаешь увидеть их? Натурально, в жилище мага. Потому Эбвин и решил в первый момент, что это сфера, но когда пригляделся, понял – нет, обычный круглый аквариум на подставке.

Аквариум-то обычный, почти такой же, как и тот, что стоял в гостиной дома Шлапов, но содержимое его оказалось довольно странным. Никаких рыбок, никаких ракушек. Сквозь грязное стекло виднелось песчаное дно. В центре расположился маленький домик. Извивающиеся водоросли заменяли траву. По наклонной красной крыше ползла большая улитка. И все это окружали парящие в воде бледно-зеленые пылинки. Казалось, что на дне аквариума притаился потайной игрушечный мирок.

Его накрывала деревянная крышка, от нее наискось вверх тянулась тонкая черная нить. Очень черная – будто тончайшая полоска мрака. Эб проследил за ней взглядом и обнаружил, что нить почти достигает стены, но все же не доходит до нее, а просто исчезает в воздухе.

Когда свет свечей проник в аквариум, по воде пробежала рябь, пылинки взвихрились, окутав красный домик волнующимся облаком. Только теперь Эб заметил висящий на крышке большой золотой замок. Из его скважины торчал сломанный ржавый гвоздь. Покосившись в сторону Нобби, все еще рычавшего на седобородого старика, Эбвин шагнул к столу.

Вблизи стало видно, что замок не из золота. Его поверхность была необычного ярко-оранжевого цвета. Эб всегда легко управлялся со всякими запорами, засовами и замками, но этот был массивным, крепким с виду. Подергав гвоздь, Эбвин решил, что механизм, скорее всего, заклинило. Тогда он с любопытством приник к аквариуму, чтобы получше разглядеть домик сквозь зеленый туман, затем выпрямился, обеими руками ухватил замок и дернул.

Раздался щелчок, золотистое свечение разошлось по воздуху. Эб отскочил с замком в руке – тот раскрылся.

Из окошек красного домика полился свет. Он мгновенно стал очень ярким, в аквариуме будто костер разгорелся. Стеклянный шар загудел, наливаясь сиянием, крышка шевельнулась, движение передалось по черной нити. Она дрогнула… и не издала ни звука.

Нет, звук все же был, но слишком высокий, чтоб его могло расслышать человеческое ухо. Он волной разошелся вокруг, весь замок Кастеляна содрогнулся, тихо скрипнули камни кладки. Неслышный звон черной нити вырвался наружу и, прокатившись по заснеженным холмам и темным долинам, смолкнул в отдалении.

Стенка аквариума лопнула, луч оранжевого света протянулся к софе. Эб моргнул, увидев в этом луче неестественно вытянутую, извивающуюся человеческую фигуру. Огни всех свечей, разом ярко вспыхнув, почти погасли.

Нобби, поставив передние лапы на лоб старика, как раз вцепился зубами в венчавший седую голову колпак, с рычанием потянул его на себя. Раздался хлопок, аквариум подскочил над столом, и оранжевый луч исчез.

Все смолкло. В грозной тишине Эбу показалось, что где-то очень-очень далеко и высоко, за холмами и долинами, на самой границе того огромного расстояния, которое сумел преодолеть звон черной нити, раздался призрачный голос, произнесший одно слово:

– НЕУЖЕЛИ?

Свечи опять разгорелись, в зале стало светлее. Аквариум исчез, в пентаграмме на столе остались только осколки стекла да лужа воды. Сине-зеленые растения, красный домик с улиткой – все, что раньше находилось на дне, исчезло.

Сверху раздался треск, на пол посыпалась пыль.

– Кха! – произнес чей-то голос. – И где это я?

Эб повернулся к софе.

Нобби стоял на задних лапах на груди старика, а правой передней с силой хлопал себя по мохнатому лбу.

– Неужто вернулся, а?

Эб раскрыл рот, закрыл, потом опять раскрыл, но так ничего и не сказал.

Нобби неловко повернулся, его нос очутился у самого носа старика.

– А-А-А-А-А! – заорал он страшным голосом, подскочил и сверзился с софы на пол. – Это же я! Я!!!

– Что такое? – пробормотал Эб непослушным языком. – Ты… вы кто?

– Кто? Кто я?! – Нобби оскалился, залаял, но тут же ошарашенно смолк, зажав передними лапами пасть. Вновь поднявшись на задние лапы, он хрипло прокашлялся, постучал себя по груди, успокаиваясь, изогнулся, ненароком увидел свалявшуюся шерсть на конце своего хвоста и вновь заорал.

– Это мое? Хвост?!! – Пес крутанулся волчком, упал, но сразу же вскочил. Положив передние лапы на край софы, вытянувшись на цыпочках – если, конечно, так можно сказать о собаке, – он заглянул в веснушчатое лицо старика и после паузы произнес с тоской:

– Так… понял.

После этого пес уселся на край софы, заложил ногу за ногу, вернее, лапу за лапу, и тяжело задумался, позабыв про Эба.

Эбвин стоял, не зная, что ему теперь делать. Попадать в настолько нелепую ситуацию ему еще не доводилось. Поначалу он, конечно, испугался, но потом стал злиться. Нобби разговаривающий показался ему еще более противным, чем Нобби лающий и скулящий. Да и голос у собаки был неприятным, визгливым.

Треск вверху продолжался, теперь вместе с пылью на пол сыпалась древесная труха. Казалось, звук черной нити, проникнув в кладку стен и крышу, расшатал камни, заодно повредив сложную конструкцию стропил, поддерживающих купол башни.

– Так, малый, а ты кто такой? – произнес пес, наконец обратив внимание на Эбвина. – Что здесь делаешь?

– Я… – начал Эб. Уши Нобби вдруг стали торчком, он рухнул с софы на все четыре лапы и, вытянув шею, рявкнул.

– Это что еще такое? Слышишь? Ты слышишь?!

* * *

Далеко-далеко от них Бардо Тодол проснулся.

Его спальня размерами напоминала зал приемов какого-нибудь королевского дворца. То, на чем Тодол спал, нельзя было назвать кроватью в обычном смысле этого слова – таких кроватей просто не бывает, даже у королей. Скорее, годится слово «ложе». Да, ложе, просторное, как палуба большого корабля.