– Яков, – скомандовала Аделаида Станиславовна, – неси шампанское!

– Это в честь моего возвращения? – спросила девушка с улыбкой.

– В честь твоего дня рождения, – отозвалась мать. – Хотя 22 февраля уже прошло, но все же…

Несколько дней назад у Амалии случился день рождения, но тогда она еще находилась в дороге. Аделаида Станиславовна крепко обняла дочь и сунула ей в руку пакет. Внутри оказались красивая старинная шкатулка, отделанная перламутром, и вышитые платки. Амалия представила, как мать сидела под лампой, вышивая их, и у нее сжалось сердце… Ведь она могла и не вернуться сюда! Передряги, в которых она побывала, нередко таили для ее жизни настоящую опасность!

– А ты немножечко загорела, – сказала Аделаида Станиславовна, вглядываясь в лицо дочери. Загар в те годы был совершенно не в моде и считался под стать разве что горничным, и то не самым лучшим. – Неужели в Америке такое яркое солнце?

– Да, кое-где, – пробормотала девушка. Чем дальше, тем меньше ей хотелось рассказывать о своих приключениях.

– Ты болела? – настойчиво продолжала мать. – Ты же остригла волосы, я вижу.

Амалия покраснела. Нет, ни за что она им не расскажет, почему так загорела и зачем ей пришлось отрезать волосы!

– Пустяки, буду носить накладку[6]из волос, пока новые не отрастут, – объявила девушка.

– Ты не кашляешь? – Аделаида Станиславовна по-настоящему встревожилась.

– Нет, нет, мама, что ты!

Тут вмешался Казимир и весьма кстати предложил тост за именинницу. А потом еще один, так что необходимость отвечать на неприятные вопросы отпала сама собой.

– Может быть, еще бутылочку? – предложил дядюшка, глядя на женщин умильным взором.

– Только без меня, – отозвалась Амалия. – Мне завтра во дворец.

– Ты увидишь императора? – загорелась Аделаида Станиславовна.

– Может быть. Если он захочет посмотреть картину. Господин Волынский ничего не может обещать.

– То светлое платье, которое ты выбрала, тебе очень идет, – сказала мать. Тут ее осенило. – Если ты увидишь императора, то ведь можешь попросить у него места при дворе?

– Зачем? – с неудовольствием спросила Амалия.

– При дворе же быть куда почетнее, чем в этой твоей особой службе, – бесхитростно объяснила Аделаида Станиславовна. – Ты на несколько месяцев уехала далеко от дома, мы ужасно волновались… А так – находилась бы рядом, и нам стало бы спокойнее. Была бы фрейлиной жены наследника, к примеру…

Казимир поперхнулся. Даже в самых смелых мечтах он не мог себе представить, чтобы их племянница оказалась при дворе, но для сестры, судя по всему, не было ничего невозможного.

– Нет, – заявила Амалия твердо, – я не буду ни о чем просить.

– И правильно, – поддержал ее Казимир, чтобы хоть как-то отработать новый гардероб. – Зачем просить о том, в чем точно откажут?

– Казимир!

– С наполовину польской родословной – конечно, откажут.

Польша в то время входила в состав Российской империи и не доставляла царям ничего, кроме головной боли.

– Не наполовину, а меньше, – поправила брата Аделаида Станиславовна. – Один наш дед – француз, а бабушка – из немецких Мейссенов. Другой дед, хоть и Браницкий, в Польше почти не жил. И жена у него, насколько помню, тоже была немка.

– Адочка, не сердись, – сказал Казимир, целуя руку сестре, – но вряд ли кто-то захочет входить в такие тонкости. – Он вздохнул. – А вообще получается, что я наполовину немец? Странно! Сколько я ни учил этот язык, он мне не давался. Зато француженки мне нравятся.

– По-моему, Казимир, тебе нравятся все! – с неудовольствием заметила Аделаида Станиславовна, отнимая руку. – Я жду не дождусь, когда же ты наконец женишься!

Казимир вытаращил глаза и схватился за бутылку, словно она одна могла спасти его от неминуемого брака.

…На следующее утро Амалия встала пораньше, примерила платье и нашла, что оно действительно очень ей идет. Кроме того, девушка совершила набег на коробку с пудрой, принадлежавшую матери, и вскоре уже ни один человек не смог бы распознать на ее лице следы недавнего загара.

Аделаида Станиславовна показала дочери, как удобнее всего прикреплять накладку на голове.

В назначенное время за Амалией заехал господин Волынский, ее начальник в особой службе, и они отправились в Зимний дворец.

Император и наследник пожелали лично осмотреть картину Леонардо, после чего Александр II попросил Волынского остаться, чтобы поговорить с ним наедине. Что же до Амалии, то ей выделили лакея, дабы тот проводил ее до кареты.

Спускаясь по лестнице, она увидела молодого офицера, который поднимался по ступеням ей навстречу. Офицер был хорошенький, как картинка, но при этом от него веяло ледяным холодом, который, вероятно, сам он считал признаком безукоризненных манер. Амалия едва не рассмеялась вслух – настолько комичным ей показался молодой человек. Впрочем, спустившись с лестницы, она и думать о нем забыла.

А Александр Корф, когда девушка уже прошла мимо, все стоял и смотрел ей вслед.

«Почему она так на меня посмотрела?»

Справедливости ради следует заметить, что на Александра Корфа смотрели многие девушки, и очень многие красивые девушки, но почему-то именно взгляд незнакомки в светлом платье не давал ему покоя.

«Мы, определенно, незнакомы, иначе я вряд ли бы забыл об этом… Может быть, виделись на каком-то балу?»

Александр вспомнил оживленное лицо незнакомки, ее лучистые глаза, улыбку…

Интересно, она улыбнулась ему – или смеялась над ним? Молодой барон Корф нахохлился.

«И что она нашла во мне забавного?» – уже сердито подумал он.

На всякий случай Александр осмотрел все пуговицы, но те были на месте. Мундир, за которым ухаживал денщик Степка, тоже находился в образцовом состоянии. Александр приосанился, поймал свое отражение в зеркале на стене, показавшее ему голубоглазого красивого блондина с безупречной выправкой, и нельзя сказать, чтобы остался недоволен тем, что увидел.

Мужчины и женщины совершенно по-разному относятся к похвалам своей красоте. Если женщины от комплиментов расцветают, улыбаются и вообще чувствуют себя совершенно счастливыми, то мужчин такие отзывы в их адрес обыкновенно ставят в тупик, озадачивают и раздражают, если не сказать хуже.

С самого раннего детства, от самых разных людей Александр только и слышал:

– Ах, какой хорошенький!

– Совершенно прелестный ребенок у вас растет, Полина Сергеевна! Весь в мать!

– Такой очаровательный мальчик!