– Нет, – честно ответил Грифф, – никакой любви я не жду.

– Ну что же, вполне разумно и все упрощает. Мы можем решить вопрос этим же утром. Мы не станем искать идеальную невесту: ты выберешь девушку любую, а уж я превращу ее в бриллиант. Кто лучше подготовит будущую герцогиню Халфорд, чем нынешняя герцогиня Халфорд?

Гриффин молча выслушал весь этот бред, не удостоив мать ответом. Тем временем они подошли к таверне. Перед входом герцогиня остановилась, и лакей, что шел позади с зонтиком, забежал вперед и по ее кивку поспешил открыть перед ними дверь.

Войдя в зал, герцогиня едва не захлопала в ладони от восторга:

– Ты только погляди, какая удача. Похоже, все в сборе.

Грифф посмотрел по сторонам, и то, что увидел, превзошло самые худшие его ожидания. Таверна оказалась никакой не таверной, а скорее чайной, и была буквально набита юными леди, причем все они, сосредоточенно насупившись, смотрели на него. Похоже, все они занимались вошедшим недавно в моду квилингом, или, проще сказать, бумагокручением, созданием ажурных композиций из скрученных полосок бумаги. При этом бумага, которую они использовали, была не новой и белой, а больше походила на вырванную из книг или журналов. Ее они превращали в совершенно бесполезные филигранные подставки и чайные подносы.

Грифф скосил взгляд на стопку фолиантов, предназначенных, как оказалось, отнюдь не для чтения. Книги были совершенно одинаковые, и на всех стояло одно и то же название: «Мудрые советы миссис Уортингтон юным леди». Жуть!

Гриффину хотелось себя ущипнуть, чтобы убедиться, что он не спит и ему не снятся кошмары.

Одна из барышень подтолкнула товарку локтем, и та встала и сделала реверанс.

– Мы можем вам чем-то помочь, мадам?

– Ваша светлость, – уточнила герцогиня.

Девушка в недоумении сдвинула брови и, решив, что ослышалась, повторила вопрос.

– Я герцогиня Халфорд. И, следовательно, обращаться ко мне следует «ваша светлость».

– Мы чем-то можем вам помочь, ваша светлость? – исправила свою оплошность девушка.

– Я бы попросила вас всех подняться с мест и постоять пару минут, чтобы мой сын мог вас разглядеть. – Герцогиня окинула взглядом притихших барышень. – Прошу всех встать. Продемонстрируйте свою красивую осанку, леди.

У Гриффа скулы свело от противного скрежета, когда юные леди, отодвигая стулья, одна за другой начали подниматься с мест.

Он заметил пару подпорченных оспой лиц, у одной из девиц оказались кривые зубы. Ни одна из них не была вызывающе уродлива, но безупречных красавиц среди них тоже не оказалось: у кого-то фигура подкачала, у кого-то лицо покрывал вульгарный загар.

– Ситуация ясна, – резюмировала герцогиня. – Драгоценные камни в негодной оправе. В некоторых случаях, признаю, оправа из рук вон плоха, но сами камни вполне приличного качества. Насколько я могу судить, все девушки из приличных семей, так что, если постараться и кое-что подправить… – Герцогиня обратилась к сыну: – Выбор за тобой, Халфорд. Выбирай любую, что тебе по вкусу. Я превращу ее в герцогиню.

У всех девиц разом отвалились челюсти.

У девиц, но не у Гриффа.

Он, помассировав виски, пытаясь справиться с головной болью, начал готовить небольшую речь: «Дамы, прошу прощения. Не обращайте внимания на этот бред сумасшедшей. У нее от старости помутился рассудок».

Но тут Гриффу пришло в голову, что он лишь окажет матери услугу, закончив задуманное ею бесчинство так просто и быстро. Нет уж, раз выбор за ним, он доведет эту партию до конца. Пусть познает горечь поражения. Сокрушительного поражения, которое она, конечно, заслужила.

– Ты заявляешь, что можешь превратить любую из этих девиц в достойную титула герцогини? – на всякий случай уточнил Гриффин.

– Разумеется, могу.

– И кто будет тебе судьей?

Герцогиня вскинула бровь.

– Конечно, общество. Выбери себе невесту, и к концу сезона вся столица будет о ней говорить с восхищением.

– Она станет гвоздем сезона, говоришь? – переспросил Грифф с недоверчивым смешком.

Тогда он обвел зал взглядом во второй раз, выискивая среди девиц самую неуклюжую и страшненькую, такую, чтобы мать расписалась в своей беспомощности прямо здесь, на месте.

Однако, приглядевшись к насмешливо переглядывавшимся девушкам пристальнее, Грифф пришел к выводу, что первое впечатление о них оказалось обманчивым. Среди них не было ни одной простушки, и если у каждой и имелись кое-какие недостатки, то кто может похвастать полным их отсутствием? Одним словом, среди юных леди не было ни одной, кого с чистым сердцем можно было бы назвать безнадежной.

Вот черт. А ведь он уже предвкушал сладость своей победы. Или горечь поражения герцогини – кому что нравится. Но, судя по всему, концовка этой сцены выйдет скомканной. Ему лишь остается пробормотать извинения, затащить герцогиню обратно в карету и по дороге домой забросить в сумасшедший дом, где ей и место.

И как раз в тот момент, когда Гриффин уже открыл рот, чтобы попросить прощения у собравшихся, заскрипели несмазанные петли, открылась дверь черного хода, и… И вот оно – его спасение.

Она вошла – вернее сказать, запыхавшись, влетела – в зал. Не заметив порога, споткнулась и чуть было не растянулась на полу. Подол ее платья и носки грубых башмаков были в грязи, а все остальное покрывала какая-то подозрительная субстанция в виде белого порошка.

На шее ее повис линялый фартук. Когда она завела руки за спину и затянула тесемки, он увидел, что она по-мальчишески худа, без намека на округлые женственные формы, какими одаривает природа более удачливых представительниц ее пола.

– Ты опоздала на десять минут, Полина, – донесся из кухни мужской голос.

– Извиняюсь, мистер Фосбери. Так вышло. Больше не буду.

Грифф едва понял, что она сказала: похоже, не выговаривает половину звуков. Заподозрив отсутствие у девушки зубов, он посмотрел на ее рот, и ему стала ясна причина странной дикции: с зубами у нее был полный порядок, но в зубах она держала шляпную заколку.

Провинившаяся подавальщица вторую заколку зажала в руке, и когда ее глаза, зеленые, как весенние листья, яркие, на удивление смышленые, встретились с глазами Гриффина, она замерла, так и не успев заколоть под чепец растрепанные волосы.

Кстати, о волосах. Гриффин не был особенно сведущ в том, какие названия дамы дают своим прическам, знал, что существуют всякого рода пучки и крендели, но этой прическе он придумал название сразу: «гнездо». Гриффин ни разу не видел, чтобы прическу украшали стебельками травы и соломой, но тут был именно этот случай.

Очевидно, она рассчитывала попасть в зал незамеченной, но неожиданно для себя оказалась в центре всеобщего внимания. И эта таинственная белая пыль, что прилипла к ней, блестела и переливалась, играя всеми цветами радуги.